Полоцко-Витебская епархия (1861 - 1990)

Хроника изъятия ценностей у религиозных общин Витебской губернии в 1922 году

Хронологию процесса изъятия ценностей стало возможным восстановить, используя в основном материалы Государственного архива Витебской области - фонда Р-123 «Финансовый отдел исполнительного комитета Витебского губернского совета рабочих, крестьянских и красноармейских депутатов (Витебский губфинотдел), г.Витебск», а именно дела №№ 754, 755, 771. Материалы дела №754 «Протоколы заседаний Витебской губернской комиссии по изъятию церковных ценностей в пользу голодающих», несмотря на его небольшой объем – 21 лист, составили главный план изложения материала. Материалы весьма объемного дела №771 «Об организации и работе Витебской губернской комиссии по изъятию церковных ценностей» – 505 листов, выполнили роль связующих звеньев между главными пунктами плана повествования. Материалы дела №755 «Протоколы заседаний уездных подкомиссий по изъятию церковных ценностей, отчеты и доклады о работе комиссии, акты и описи наличия изъятых церковных ценностей» - 556 листов, позволили расширить границы повествования от губернского центра к границам губернии, конечно, его полнота зависела от степени сохранности документов этого дела к настоящему времени. За время, прошедшее с 1932 года, когда   документальные материалы фонда Р-123 были приняты на государственное хранение, они обрабатывались в 1939 и 1949 гг., а в 1972 году была произведена экспертиза ценности документальных материалов и 309 дел актированы на  уничтожение. Тем не менее, документы этого фонда, находящиеся в настоящее время на хранении, позволили восстановить основные события кампании по изъятию ценностей религиозных общин Витебской губернии. Обращает на себя внимание тот факт, что среди дел описи №1 фонда Р-123, относящихся к деятельности комиссии по изъятию церковных ценностей, самое цитируемое в данном исследовании дело №771 находится на предпоследнем месте, хотя в структурной части описи материалы систематизированы по значимости. Это можно объяснить тем, что для губфинотдела большее значение имел учет изъятых церковных ценностей и их оценка, нежели связное и хронологически систематизированное изложение событий, связанных с этим.
При подготовке данного исследования оказалось важным отразить динамику подготовки к кампании по изъятию ценностей и ее последствия. Эту информацию оказалось возможным найти в архивных материалах фонда №570 «Витебский губернский комитет по оказанию помощи голодающим (Витебский губкомпомгол), г.Витебск», охватывающих события 1921-1923 гг. Дата их поступления на государственное хранение неизвестна, документы фонда введены в учет 3.04.1951 в количестве 126 дел. В 1954 году в фонд поступило четыре дела за 1921-1922 гг., а в 1976 году - одно дело за 1922 г. В связи с событиями Великой Отечественной войны 1941-1945 гг. описи фонда и, частично, дела были утеряны, систематизация дел нарушена. В 1951 году были проведены: ускоренная научно-техническая обработка фонда без уточнения крайних дат, нумерация листов, полное раскрытие заголовков, составлены две описи – дел постоянного хранения и по личному составу. В 1988 году описи фонда были переработаны: уточнены крайние даты дел, отредактированы заголовки, по акту об обнаружении передано одно дело, проведена экспертиза ценности документов, составлены три описи, проведена проверка нумерации листов. В опись №1 внесены дела Витебского губкомпомгола за 1921-1922 гг., в опись №2 – дела Витебского губкомпоследгола за 1922-1923 гг., в опись №3 – дела по личному составу этих комиссий за 1921-1923 гг. Для проведения исследовательской работы по заявленной теме оказались ценными сведения из следующих документов фонда №570: постановления ВЦИК, Витебского губисполкома, приказы губисполкома и губкомпомгола, отчеты о работе губкомпомгола и губкомпоследгола, ведомости учета поступления натуральных и денежных средств в пользу голодающих.

Началом периода активного вмешательства органов советской власти в религиозную жизнь населения на территории Витебской губернии стала осень 1921 года, когда 16.09.1921 распоряжением Витебского губернского исполкома на отдел юстиции были возложены вопросы практической реализации декрета об отделении Церкви от государства. Уже в октябре 1921 года отдел юстиции стал предпринимать действия в этом направлении, воспрепятствовав сдаче в аренду Союзу приходских советов православных церквей г.Витебска бывшего епархиального свечного завода, оставив, впрочем, возможность аренды завода любым физическим лицом, а также блокировав передачу коммунальными отделами кладбищ в ведение религиозных общин. Затем, в споре между православной и католической общинами п.Сарья Дриссенского уезда за здание храма, ранее переданного местной католической общине польскими войсками, отдел юстиции учел наличие договора у православной общины об аренде здания с местным совдепом и вернул здание православным, оставив право группе верующих католиков отстаивать право на храм в народном суде. В апреле 1922 года усилиями отдела юстиции было предотвращено возвращение Витебскому костелу св. Антония приходского дома, занятого штабом войск ВЧК. Впоследствии, с 1.09.1922 полномочия по решению вопросов отделения Церкви от государства были переданы от отдела юстиции административному подотделу Витебского губернского отдела управления. Таким образом, к началу 1922 года на Витебщине в органах местной исполнительной власти имелась административная структура, имеющая опыт реализации новой религиозной политики советской власти.
С 30.08.1921 в Витебской губернии активно действовала губернская комиссия помощи голодающим (Витгубкомпомгол), возглавлял которую председатель Исполнительного комитета Витебского губернского Совета Крылов Семен Николаевич. Первоначально сбор пожертвований проводился путем агитации: проводились трехдневник помощи голодающим, затем – недельник и двухнедельник помощи, а с 1.01.1922 реализовывался принцип «десять сытых на одного голодающего». Однако агитационная работа не принесла ощутимых результатов и был введен принцип обложения специальным налогом крестьянского населения, торговцев, кустарей и ремесленников: дополнительно 5% от установленного государством продналога. Это должно было дать не менее 200 тысяч пудов продовольствия, но по ряду причин план не был выполнен: с августа 1921 по май 1922 гг. было собрано всего 148 763 пудов и 6 фунтов продовольственных продуктов, что признавалось недостаточным.  Появилась необходимость изыскивать и другие пути выполнения плана работы Витгубкомпомгола. Одним из них стало изъятие ценностей из собственности религиозных общин. Но, в силу появившихся осложнений при изъятии церковных ценностей в других регионах, телеграммой секретаря ЦК РКП(б) В.Молотова реквизиции в церквях Витебской губернии были временно запрещены до 20.03.1922, когда ожидались дополнительные директивы ЦК РКП(б).
Но еще зимой 1922 года, как видно из материалов работы пленума  Витгубкомпомгола (протокол №4 от 11.04.1922),  представитель комиссии С.Н. Крылов вступил в личные переговоры с архиепископом Полоцким Иннокентием (Ястребовым) с целью организации сборов в пользу голодающих через приходы Полоцко-Витебской епархии. После чего было оформлено официальное письмо Витгубкомпомгола (№411 от 10.02.1922) с этой просьбой в адрес епархии, архиепископ Иннокентий направил на приходы епархии распоряжения о сборе пожертвований в пользу голодающих, при витебском кафедральном Николаевском соборе сформирована специальная комиссия для организации этой работы, 11.02.1922 опубликовано воззвание к православным христианам архиепископа Иннокентия (Ястребова). В нем он призвал не оставаться безучастными к горькой участи своих братьев по вере, по крови и по отечеству, предложив передавать посильные пожертвования деньгами, зерном, мукой, холстом  соборному совету Витебского кафедрального собора, откуда все собранное должно было посылаться непосредственно голодающим в сопровождении прихожан, либо духовенства.
15.02.1922 в адрес уездных исполкомов Витебской губернии Витгубкомпомголом была разослана циркулярная телеграмма, в которой предписывалось оказывать всемерное содействие местному духовенству в оказании помощи голодающим, причем особо оговаривался механизм сбора пожертвований: через местное духовенство в адрес архиепископа Иннокентия, а затем – по указанию Витгубкомпомгола. Епархиальная комиссия по сбору пожертвований при витебском кафедральном Николаевском соборе в своей предполагала конкретные формы помощи голодающим, для чего на собранные в церковных приходах деньги должен был приобретаться хлеб.
Согласно «Положения об участии Русской Православной Церкви в деле помощи голодающим», утвержденным Президиумом ЦК Помгол ВЦИК, на основании постановлений Советской власти епархиальному архиерею давалось право делать распоряжения по епархии (уездному архиерею – по уезду) о сборах в пользу голодающих. Члены приходского совета могли производить в церкви сбор на голодающих и сдавать на хранение собранные суммы старосте (заведующему хозяйственной частью). Приходской совет мог использовать и другие способы для получения пожертвований для голодающих: обходить прихожан по домам с подписными листами, устраивать чтения, лекции, концерты и т.п. По прошествии месяца, в течение недели, все собранные суммы через настоятеля должны были поступать благочинному, который с 8 по 15 число каждого месяца обязан был передать их епархиальному (уездному) архиерею, от которого пожертвования незамедлительно передавались в местный комитет помощи голодающим с указанием пожеланий жертвователей. Таким образом, практически вся деятельность православного духовенства по оказанию помощи голодающим Поволжья находилась под контролем губернских комиссий Помгола.
В результате такой деятельности, к началу апреля 1922 года усилиями верующих Полоцко-Витебской епархии на нужды голодающих регионов России было собрано 27 пудов хлеба и 20 000 000 рублей. Но, на заседании Витгубкомпомгола 11.04.1922 эта помощь была названа «… насмешкой, ибо из-за такой помощи не стоило бы «огород городить». В итоге добровольный сбор пожертвований был признан недостаточной мерой обеспечения голодающих и было решено изымать церковные ценности, а в местной газете «Известия» опубликовать материалы о бездеятельности духовенства в деле помощи голодающим.
Данное решение Витгубкомпомгола строго соответствовало программным документам советской власти, опубликованным еще в феврале 1922 года: постановлением Всероссийского центрального исполнительного комитета (ВЦИК), опубликованным в газете «Известия» №46 от 26.02.1922, был дополнен принятый ранее им декрет об изъятии музейного имущества. Местным советам предписывалось в течение месяца изъять из пользования религиозных общин переданные им по описям в соответствии с договорами, заключенными с местной исполнительной властью, драгоценные предметы из золота, серебра и камней, изъятие которых не затрагивало интересов самого культа, передав их в распоряжение органов Наркомфина со специальным назначением в фонд центральной комиссии помощи голодающим. В каждой губернии должна была быть сформирована комиссия из ответственных представителей губисполкома, губпомгола и губфинотдела под председательством одного из членов ВЦИК. В состав комиссий по изъятию ценностей в обязательном порядке должны были включаться представители религиозной общины, в которой производилось изъятие. В следующем номере газеты «Известия» №47 от 28.02.1922 была опубликована подробная «Инструкция о порядке изъятия церковных ценностей, находящихся в пользовании групп верующих». Каждая губернская комиссия по изъятию ценностей наделялась правом затребовать в недельный срок от местных советов заверенные копии описей и договоров с группами верующих. На основании этих документов должна была организовываться работа по изъятию ценностей, причем первоочередному, срочному изъятию подлежали ценности из наиболее богатых монастырей, храмов, часовен, синагог и т.п. Комиссия в назначенный день и время изъятия ценностей вызывала от трех до пяти представителей конкретной религиозной общины с документами общины и описями на руках, причем в обязательном порядке должна была присутствовать дореволюционная приходская инвентарная книга. К изъятию ценностей в уездах предполагалось привлечь местные исполкомы в лице подкомиссии, состоящей из представителей уездного исполкома, финотдела и комитета помощи голодающим, т.е. задействовался уже существующий административный аппарат. В случае отсутствия в наличии предмета, указанного в описи, об этом надо было составлять протокол и передавать его следственным органам для привлечения виновных к ответственности. Представители групп верующих получали право вносить в протокол изъятия ценностей все свои замечания и возражения по поводу изъятия предметов, без которых совершение богослужения является невозможным и замены их на другие, менее ценные. Местный отдел музеев получил возможность изымать из церковных ценностей те предметы, которые представляют музейное значение. Изъятые ценности должны были передаваться уездными финотделами в губернский финотдел и, далее, через местную комиссию по учету, изъятию и сосредоточению ценностей – в центральный орган Гохрана. Реализация ценностей на местах запрещалась.
Решением президиума Витебского губисполкома 7.02.1922 была создана губернская комиссия по изъятию церковных ценностей в составе: председатель – метеоролог по образованию, секретарь витебского губкома РКП(б), заведующий губземотделом, член ВЦИК Сперанский Николай Николаевич; заместитель председателя – заведующий губфинотделом Маймин Исер Борисович; ответственный секретарь комиссии – председатель губернского комитета помощи голодающим В.И. Тихонов; член комиссии – представитель губисполкома, начальник Витебского губернского отдела ГПУ Даубе Вольдемар Петрович.  Девизом работы комиссии Витебский губком партии выбрал следующее: «Тактичность, энергичность и строжайшее сохранение секретности подготовительной работы».
10.02.1922 состоялось первое заседание этой комиссии, на котором была одобрена инструкция ВЦИК об изъятии ценностей, было принято решение получить в губисполкоме сведения о религиозных общинах и запросить телеграфом разъяснение, каким порядком решать конфликты и споры с религиозными общинами, назначить дни предоставления инвентарных книг и описей имущества, местом пребывания губкомиссии избран губфинотдел. Особое внимание уделялось агитационным мероприятиям: в витринах магазинов надо было поместить фотоснимки сцен голода, в коллективах заводов, фабрик, воинских частей было запланировано провести собрания для обсуждения вопросов положения голодающего Поволжья и изъятия церковных ценностей.
5 марта в Витебске на общем собрании 4-го отдельного авиационного отряда практически единогласно, при одном воздержавшемся, было решено «…для спасения массы миллионов голодающих Поволжья … в самом срочном порядке все церковные ценности изъять, для чего призываем всех верующих граждан пойти навстречу к благому начинанию».
8.03.1922 заведующий губфинотделом И.Маймин получил письменное распоряжение об исполнении решения Витебского губисполкома по изъятию ценностей и губернская комиссия по изъятию церковных ценностей приступила к работе, разместившись в Витебске в здании губфинотдела по Суворовской улице, дом 27-а, 2-й этаж, комната №8. 11 марта председатель губкомиссии по изъятию ценностей член ВЦИК Н.Сперанский телеграфировал в ЦК Помгола, прося разъяснить порядок разъяснения конфликтов при изъятии церковных ценностей.
От имени губернской комиссии 11.03.1922 уездным исполкомам была разослана телеграмма с требованием организовать уездные подкомиссии по изъятию ценностей в следующем составе: по одному представителю уездных исполкома, финотдела, комитета помощи голодающим. Ставилась задача получить инвентарные книги, описи церковного имущества и договора групп верующих с государством о пользовании церковными зданиями. В Витебске была создана городская подкомиссия, которая провела подготовительную работу по учету церковных ценностей по инвентарным книгам церквей. Работа комиссии должна была обеспечиваться священником прихода и заключалась в ревизии имущества прихода по инвентарным книгам. В подробной описи делалась обязательная отметка относительно предметов, предназначенных для богослужебного употребления. Описи подписывались членами учетной комиссии и приходским священником.
Все подготовительные мероприятия проводились в строго секретном порядке. Изъятие ценностей планировалось сначала провести в городах, а только потом – в волостях, направляя туда лиц, изымавших ценности в городе. Эту работу предписывалось производить очень быстро: в городе – за один день во всех христианских храмах, в волостях – за три-четыре дня. Изъятие ценностей в синагогах считалось более простым, поэтому должно было производиться в самом начале реквизиций. Накануне дня изъятия надо было составить именные списки комиссий отдельно для каждого храма в составе: председателя, одного или двух технических сотрудников, одного сотрудника, хорошо знакомого с производством обысков (сотрудники уголовного розыска, политбюро или милиции). Комиссия снабжалась мандатом, двумя экземплярами бланка изъятия ценностей, описью имущества конкретной церкви, мешком для укладывания ценностей и инструментом для снятия таковых (стамеска, клещи, отмычки). Уездная подкомиссия по изъятию ценностей должна была заблаговременно изъять у священников дореволюционные инвентарные книги, а виновных в непредоставлении этих книг предать суду. По инвентарным книгам заранее составлялись предварительные списки ценностей для изъятия. Для предотвращения возможных беспорядков, в день изъятия назначалось ответственное за охрану города лицо, организовывалось дежурство членов уездной подкомиссии по изъятию ценностей и скрытое наблюдение за ситуацией у каждой церкви. Связь между организаторами и исполнителями операции по изъятию ценностей обеспечивалась конными курьерами, в резерве должно было быть несколько конных экипажей для вывоза реквизированного имущества. Перед началом изъятия блокировался доступ на колокольню для исключения созыва людей, с этой же целью на близлежащих фабриках устанавливался дополнительный контроль за фабричным гудком. Для обнаружения скрытых ценностей и старых инвентарных книг, накануне дня изъятия рекомендовалось произвести тщательные обыски у священников и близких к ним лиц. Поздно вечером накануне или рано утром в день изъятия повесткой через милицию священник и староста прихода вызывались в комиссию по изъятию ценностей, где им сообщали о планируемой акции, причем ответственность за возможные волнения прихожан сразу же возлагалась на духовенство. К этому моменту у церкви должна была быть выставлена охрана, а члены комиссий по изъятию ценностей, получив инструктаж председателя уездной комиссии, вместе со священниками и старостами приходов должны были разойтись по приходам и приступить к работе.
В  волостях работа организовывалась подобным образом, только священника вызывать в город не требовалось. Изъятие предписывалось начинать утром в небогослужебный день (т.е. исключая субботу и воскресенье) и закончить до обеда. Тщательному досмотру подлежали подвалы, чердаки и другие скрытые места в церквях. Ценности, обнаруженные там, подлежали изъятию с составлением протокола о факте сокрытия. Кроме членов комиссии, священника и старосты, при изъятии должны были присутствовать два-три человека из прихожан, они также ставили свои подписи в протоколе изъятия ценностей. Реквизиция должна была производиться при закрытых дверях церкви, если там случайно оказывалось постороннее лицо, то его надо было удерживать в помещении до окончания изъятия ценностей. Реквизированные предметы помещались в мешок и опечатывались, при необходимости производилось перевешивание драгоценных предметов. Запрещалось возмещение хлебом стоимости реквизированных драгоценных предметов и только с разрешения губернской комиссии допускалось равновесное замещение стоимости церковного предмета собранным золотом и серебром. Особые мнения верующих и духовенства необходимо было вносить в протокол изъятия ценностей. В местной печати предполагалась публикация списков изъятых предметов. После окончания изъятия ценностей на приходах, уездный финотдел должен был с участием экспертов, представителей духовенства и церковных советов произвести приемку реквизированных предметов и под охраной переслать их в губернский финотдел.
13.03.1922 заместитель председателя комиссии обратился в губернский отдел юстиции с требованием предоставить в течение 24-х часов договоры с религиозными общинами, список церквей, костелов, синагог и молитвенных домов г. Витебска. В тот же день губернский отдел юстиции ответным письмом сообщил, что:
1) Декрет от 23.01.1918 об отделении церкви от государства проводится в жизнь Витгубюстом только с ноября 1921 года, для сбора сведений о количестве религиозных общин подготовлена анкета, которая была разослана по губернии, но требуемые сведения еще не поступили;
2) Хотя в 1918 году местные Советы депутатов и заключали договоры с религиозными общинами, таковые документы в отделе юстиции отсутствуют, но могли сохраниться в губисполкоме.
3) Сведения о кличестве религиозных общин в г.Витебске может дать губернская милиция.
13.03.1922 состоялось совещание коллегии Витебского губполитпросвета, на котором рассматривался вопрос изъятия ценностей из церквей. Было решено проводить митинги в воинских частях, на заводах и фабриках, где планировалось обсуждение вопросов передачи церковного имущества в пользу голодающих, причем подобная агитационная работа предусматривалась даже и на собраниях верующих в церквях. Для этого были разработаны типовые тезисы выступлений, в губкоме партии запрошено определенное количество агитаторов, в состав комиссии по изъятию ценностей делегирован представитель губполитпросвета. Копии всех материалов, характеризующих пропагандистскую деятельность губполитпросвета в этом направлении, предлагалось передавать в распоряжение губкомиссии по изъятию ценностей, хотя сам заведующий губполитпросветом возражал против такого рода подчиненности его отдела комиссии по изъятию ценностей, настаивая на выполнении его отделом указаний агитпропа губкома РКП(б). В разработанных губполитпросветом тезисах пропагандиста изображались как общий масштаб бедствия в стране – более 25 миллионов человек голодающих, 10 тысяч человек, ежедневно умирающих от голода; так и ситуация в Витебской губернии – громадное число беженцев от войны и голода, 5 тысяч эвакуированных детей, 440 тысяч человек в закрепленной за губернией голодающей области Поволжья, которым ежедневно требовалось до 2 тысяч пудов хлеба. Для большего пропагандистского эффекта наряду с точной статистикой в тезисах использовалась и откровенная дезинформация: «… подлежат изъятию ценности, не употребляемые для непосредственного исполнения религиозных обрядов, а служащие только для благолепия; …церковные ценности приобретены потом и кровью русского народа и теперь … народ имеет право взять эти ценности для своего спасения; …необходимость изыскать средства для массовой закупки продовольствия за границей побудило многих верующих христиан высказаться в печати о необходимости изъятия из храмов золота, бриллиантов и других драгоценностей». Предпринималась даже попытка морализировать ситуацию через напоминание о Боге и обращение к религиозному сознанию слушателя: «Никакое религиозное учение не может утверждать, что милосердный Бог предпочтет видеть миллионы людей умирающими, чем пожертвовать побрякушками, которые Богу не нужны. Наоборот, долг всякого честного и верующего человека, у которого есть хоть капля любви к ближнему … пожертвовать частью мишурного благолепия в храмах во имя долга человеколюбия – спасения миллионов несчастных умирающих людей».
13.03.1922 Витебская губернская комиссия по оказанию помощи голодающим запросила у губернской комиссии по изъятию церковных ценностей следующие сведения:
- ход работы по изъятию ценностей;
- отношение населения и духовенства к этому вопросу;
- наблюдаются ли контрреволюционные явления в связи с изъятием церковных ценностей.
14.03.1922 губернский отдел юстиции передал 300 экземпляров регистрационных карточек управляющему Полоцко-Витебской епархии архиепископу Иннокентию (Ястребову) для сбора сведений о православных приходах в пределах Витебской губернии. 25 марта делопроизводитель архиепископа Иннокентия (Ястребова) протоиерей Антоний Никонович просил оказать содействие в рассылке бланков карточек по церквям епархии, ссылаясь на отсутствие средств в канцелярии епархиального управления.
15.03.1922 состоялось второе заседание Витебской губкомиссии по изъятию церковных ценностей, на котором обсуждались вопросы дальнейшей деятельности комиссии. Было признано целесообразным обратить внимание на подготовительные мероприятия, временно отказавшись от практических действий по изъятию ценностей. Для этого было рекомендовано публиковать в местной прессе резолюции, вынесенные собраниями рабочих, красноармейцев и др., провести совещание при губпомголе для представителей культов, привлечь инициативные группы служителей культа и верующих для участия в агитационно-подготовительных мероприятиях. Представителям религиозных общин было предложено представить в распоряжение комиссии по изъятию ценностей инвентарные книги, а для ревизии музеев выделялась особая подкомиссия, которая в течение двух недель должна была провести эту работу. Губернскому отделу народного образования было предложено составить списки вещей для передачи в фонд помощи голодающим.  В отношении ценностей, уже находящихся в губфинотделе, было решено ускорить их учет и отсылку в Москву - в Гохран.
15.03.1922 ответственный секретарь комиссии по изъятию ценностей, член губисполкома В.Тихонов отправил отношение начальнику губернской милиции, в котором просил затребовать телефонограммами у начальников районных отделений милиции г.Витебска точные данные  о количестве и адресах церквей, костелов, синагог, молитвенных домов, находящихся на подответственной им территории. Полученные сведения надо было передать в канцелярию комиссии по изъятию ценностей по адресу: Витебск, Суворовская улица, губфинотдел, комната №8. 20 марта губернская милиция предоставила в распоряжение комиссии по изъятию ценностей список с адресами 58 культовых зданий в Витебске.
19.03.1922 заместитель председателя губернской комиссии по изъятию ценностей Маймин телеграфировал председателям уездных комитетов Городка, Себежа, Лепеля, Полоцка, Сено, Орши, Невеля, Велижа, Дриссы и Витебска разъяснение к инструкции о порядке изъятия церковных ценностей, в котором определялся порядок разрешения конфликтов при изъятии ценностей в уездах – через губернскую комиссию; замена ценностей хлебом и продовольствием не допускалась, а равным количеством золота и серебра – допускалась в исключительных случаях.
21.03.1922 заместитель председателя губкомиссии Маймин обратился в президиум губисполкома с просьбой срочно предоставить договоры с религиозными общинами, заключенные местными совдепами с группами верующих в 1918 году.
21.03.1922 заведующий отделом юстиции при Витебском губисполкоме письменно потребовал от губернской советской милиции предоставить точные сведения о количестве церквей, костелов, синагог, хедеров, молитвенных домов в г.Витебске, а также сведения об ответственных лицах в синагогах, хедерах и мечетях г.Витебска. Поскольку отделу юстиции были известны ответственные лица в общинах других религиозных конфессий, то собирать сведения о них не требовалось. К 16 июня список фамилий и адресов ответственных лиц в еврейских общинах уже имелся в отделе юстиции.
22.03.1922 состоялось расширенное заседание губернской комиссии по изъятию ценностей, на котором помимо самих членов комиссии присутствовали: ключарь Витебского Николаевского кафедрального собора Стефан Кальвин, настоятель Николаевского собора Околович, церковный староста Николаевского собора Крачковский, церковный староста Успенского собора Кореневский, настоятель старообрядческой церкви Госленко, настоятель единоверческой Благовещенской церкви Овсянкин, витебский общественный раввин Меламед, представитель евангелическо-лютеранского прихода Яунзем. На это заседание повесткой вызывался и управляющий Полоцко-Витебской епархии Иннокентий (Ястребов), но он уполномочил присутствовать вместо себя священника Стефана Кальвина. Ксендз С. Трусковский не прибыл по причине своей занятости на трех погребениях в этот день, кроме того, в письменном объяснении он утверждал, что в римско-католических костелах Витебска ценностей не имеется, а костельным имуществом может распоряжаться только Могилевский Римско-католический архиепископ. Сначала было заслушано сообщение представителя губпомгола Гуревича о положении голодающих Поволжья, в котором он привел статистические данные, обрисовав масштаб трагедии – голодало более 21 миллиона человек, в Витебскую губернию было эвакуировано более 5 тысяч детей, 3 тысяч инвалидов, 40 тысяч переселенцев, привезших с собой холеру и тиф. По мнению докладчика до сего времени помощь голодающим оказывал лишь пролетариат: рабочие, красноармейцы и, отчасти, крестьянство. Требуются самые энергичные меры – привлечь все силы населения к широкой помощи голодающим и изыскать все средства. После сообщения Гуревича священник Стефан Кальвин все же спросил его, что конкретно сделало государство для помощи голодающим. После чего ответственный секретарь губернской комиссии по изъятию ценностей В. Тихонов огласил постановление ВЦИК о порядке изъятия церковных ценностей в пользу голодающих и инструкции, детализирующие этот процесс. Член ВЦИК Сперанский предложил присутствующим представителям религиозных культов высказать свои соображения по этому вопросу, каким образом провести изъятие быстрее и безболезненнее. Первым высказался раввин Меламед, заявив, что ради спасения голодающих никаких препятствий изъятию со стороны еврейской общины не встретится, и предложив немедленно принять ценности витебских синагог. Затем выступил ключарь кафедрального Николаевского собора Стефан Кальвин. Он также признал необходимость сдачи церковных ценностей, но обратил внимание на то, что освященные церковные предметы надо оставлять – их невозможно сдавать без благословения и разрешения Патриарха. Многие из этих предметов с именами жертвователей, поэтому их передача возможна только с согласия жертвователя. К тому же необходимо провести собрания приходских общин и обсудить на них, что может быть передано. Были оглашены: письмо Петросовету митрополита Петроградского и Ладожского Вениамина и послание Патриарха Тихона. Представители общин старообрядцев и единоверцев присоединились к мнению священника Стефана Кальвина. Представитель евангелическо-лютеранского прихода Яунзем согласился с необходимостью оказания экстренной помощи голодающим и выразил готовность сдать серебро.
После прений комиссия приняла следующее решение: немедленно приступить к учету церковных ценностей по инвентарным книгам и описям, существовавшим до отделения Церкви от государства; в синагогах изъятие произвести немедленно, в присутствии общественного раввина и представителей хозяйственного комитета, а в других религиозных общинах изъятие ценных предметов временно не производить до получения разъяснений от руководства; разослать настоятелям церквей, костелов, синагог и пр. выписки из протокола заседания комиссии; просить губком и рабоче-крестьянскую инспекцию немедленно откомандировать в распоряжение комиссии 15-20 развитых, дельных работников для формирования учетных комиссий, в которые должны были входить и настоятели церквей; практическое проведение в жизнь решений комиссии возложено на заместителя ее председателя Маймина.
23.03.1922 Витебский губком РКП(б) получил телеграмму из ЦК РКП(б), которой предписывалось немедленное создание секретной губернской руководящей комиссии по изъятию ценностей, в состав которой должны были войти: секретарь губкома (либо заведующий агитпропом) и комиссар дивизии, бригады (либо начальник политотдела). Наряду с этой секретной подготовительной комиссией необходимо было создавать официальные комиссии при комитетах помощи голодающим, особое внимание уделялось национальности членов официальной комиссии, чтобы не было нареканий в национальном шовинизме. Изъятие ценностей должна была предварять официальная неделя агитации, в ходе которой надо было исключить тему борьбы с религией и церковью и сосредоточить внимание пропаганды на необходимости помощи голодающим. Агитаторов для этого рекомендовалось подбирать из среды военнослужащих. Одновременно с ведением агитации ЦК РКП(б) обязывал губком с максимальной инициативой создать раскол в среде духовенства, взяв под защиту государственной власти только тех священников, которые открыто поддержали бы кампанию по изъятию церковных ценностей. Причем запрещалось церковное участие государственных агитационных мероприятиях, в которых предполагалось задать следующий вектор разделения между приходским духовенством и епископатом: «… значительная часть духовенства открыла борьбу против преступного отношения к ценностям со стороны бесчеловечных и жадных «князей церкви». На городских митингах и приходских собраниях предполагались обязательные выступления представителей голодающих с требованиями скорейшего изъятия церковных ценностей. В случае надобности, партийной власти давалась возможность задействовать военнослужащих местного гарнизона для проведения манифестаций при оружии и с плакатами «Церковные ценности для спасения жизни голодающих». До конца кампании «видных попов» предписывалось не трогать, но официально предупредить их под подписку о личной ответственности за возможные эксцессы. Давались советы и по непосредственной организации реквизиций: к учету ценностей при компомголах допустить духовенство; начинать изъятия с наиболее богатых городских приходов - или с наиболее значимого прихода, или с того храма, настоятелем которого является лояльный к этой акции священник; при этом коммунисты должны быть рассредоточены на прилегающих улицах и поблизости находиться в готовности надежная воинская часть (либо ЧОН).
26.03.1922 секретарь ЦК РКП(б) В. Молотов телеграфно известил Витебский губком РКП(б) о важнейшей политической задаче на тот момент: «… изолировать верхи церкви, скомпрометировать их на конкретнейшем вопросе помощи голодающим, затем показать и строгую руку рабочего государства». Для этого он предложил относиться к священнослужителям строго формально – только как к группе граждан, которым государство на известных условиях доверило ценности и сделал замечание о том, что газетная кампания по изъятию ценностей ведется неправильно, будучи направленной в принципе против духовенства. В.Молотов поставил цель «… расколоть попов или в корне углубить и заострить существующий раскол … задача агитации – поддержать в борьбе низы [церкви] против верхов, дать им понять и почувствовать, что государство не позволит верхам терроризировать [низы], поскольку они [низы] стремятся обеспечить исполнение декретов рабоче-крестьянской власти».
Весной 1922 года, рискуя жизнью,  преподаватель Витебского филиала Московского Археологического института профессор истории и теории изящных искусств Александр Иванович Успенский доставил в Витебск архиепископу Полоцкому и Витебскому Иннокентию (Ястребову) послание Патриарха Тихона от 28.02.1922 «Ко всем верным чадам православной церкви» и его устные указания по вопросу изъятия церковных ценностей, а также присутствовал на собрании городского духовенства, на котором обсуждался текст этого послания, в котором предстоящее изъятие называлось актом святотатства и не одобрялось «… изъятие из храмов, хотя бы и через добровольное пожертвование, освященных предметов, употребление коих не для богослужебных целей воспрещается канонами Вселенской церкви и карается ею, как святотатство, мирянин - отлучением от нее, священнослужитель - низвержением из сана». Настоятель православного прихода в м.Лиозно в 1931 году так описал происходившее на этом собрании: «Мне случайно пришлось быть на собрании Витебских церковников, где обсуждался вопрос, что делать с декретом об изъятии ценностей. На собрании присутствовали: архиерей Иннокентий Ястребов, его секретарь протоиерей Антоний Никонович, душа Витебских староцерковников Еленевский В.Н., протоиерей Стефан Кальвин, священник Семеновской церкви Михаил Дымман (ныне чертежник) и два неизвестных мне духовных лица. Против изъятия ценностей высказался сперва протоиерей Стефан Кальвин, потом Владимир Еленевский. Оба в одно слово сказали: «Большевиков не поддерживать и церковных ценностей не отдавать». Все остальные молчали, только священник Михаил Дымман и протоиерей Симеон Оглоблин сказали: «А хорошо ли это будет? Два-три расстрела и вы все убежите в кусты». После чего они покинули собрание, а все остальные остались». К числу активных участников церковной жизни и противников изъятия ценностей он отнес: Еленевского В.Н., протоиерея Николая Околовича, Кутлешова Н.П., протоиерея Петра Беляева, старосту Николаевского собора Н. Крачковского, протоиерея Виктора Жданова, игумена Мелетия (Мочнева). Свидетельское показание одного из священников по делу православных церковнослужителей, арестованных в 1931 году, дополняет этот список: в г.Витебске – протоиерей Антоний Никонович, протоиерей Феодор Чулков, протоиерей Фантин Капустинский, протоиерей Александр Григорович, бывший ректор семинарии протоиерей Артоболевский, протоиерей Феодор Борнуков, архиепископ Иннокентий (Ястребов); в г.Полоцке – старший священник Спасо-Евфросиниевского монастыря протоиерей Околович; в г.Городке –иерей Николай Заблоцкий; в г.Себеж – «апостол староцерковников» протоиерей Митрофан Овсянкин. В 1931 году обновленческий архиепископ Великолукский и Невельский также дополнил перечень противников изъятия ценностей: «… священники Алексий Шекало и Александр Стальмашевский, доктор Петр Красовицкий, Василий Еленевский [брат Владимира Еленевского]». По свидетельству протоиерея Александра Григоровича, арестованного в 1931 году, в конечном итоге на этом собрании архиепископ Иннокентий предложил каждому священнослужителю в этом вопросе поступать по своему разумению.
21.07.1922 профессор А.И. Успенский был арестован в Москве по делу о беспорядках на почве изъятия церковных ценностей, 27.07.1922 постановлением Коллегии ГПУ отправлен в г.Смоленск в распоряжение Выездной сессии Верхтрибунала и приговорен к 5 годам заключения, поскольку привозил воззвания Патриарха Тихона и архиепископу Смоленскому Филиппу. Амнистирован в 1923 году. Повторно арестован 9.12.1924 и только 18.05.1925 дело было прекращено.
23.03.1922 председатель Витебского губфинотдела И.Маймин получил распоряжение из губернского комитета РКП(б) приостановить изъятие церковных ценностей по причине возникших в связи с этим осложнений и направить силы на разъяснительную и агитационную работу. Позже, в апреле месяце заместитель губернской комиссии по изъятию ценностей Маймин обратился в губотдел здравоохранения с ходатайством о выделении ½ бутылки спирта и одной бутылки портвейна для секретных целей при проведении подготовительных мероприятий по учету и изъятию церковных ценностей и просьба эта была исполнена. Для этого также было затребовано в президиуме губисполкома 50000 рублей в денежных знаках 1922 года. 23 марта заместитель председателя губкомиссии И.Маймин запросил рассчетно-кассовый подотдел губфинотдела о количестве уже изъятого золота и серебра, подготовленного к отправке в Гохран.
24.03.1922 заместитель председателя губкомиссии по изъятию ценностей И.Маймин письменно запросил губком РКП(б) и отдел рабоче-крестьянской инспекции о прикомандировании от них 15-20 человек в распоряжение комиссии по изъятию ценностей. В тот же день он обратился и в губернский отдел народного образования с предложением выделить двух представителей для работе в комиссии по осмотру музеев, а также срочно составить списки тех ценных вещей, находящихся в ведении губернского музея, которые возможно передать в пользу голодающих. 29 марта на заседании коллегии губоно было решено назначить двух человек для составления списков вещей, могущих быть выделенными для этой цели.
27.03.1922 при учете ценностей в Витебской Иоанно-Крестительской церкви на Задуновской улице, комиссию, возглавляемую т.Графом, встретила толпа прихожан, состоящая из 30 женщин и 20 мужчин. Люди не оказали открытого сопротивления работе комиссии, а только пристально наблюдали за ее действиями. Когда появился настоятель, то он так отрекомендовал собравшимся членов комиссии: «Вот это люди, о которых я вам говорил», после чего поднялся крик и шум, а священник подписал бланки описей и, дав распоряжение предъявить церковное имущество, удалился, ссылаясь на нездоровье. Церковный староста не смог предъявить дореволюционную инвентарную опись, говоря что ее не сдал предыдущий священник, уже скончавшийся. Предъявленная же опись имущества была опечатана только церковной печатью и датирована 1921 годом, но у членов комиссии возникли сомнения в ее подлинности, поэтому ими было принято решение немедленно составить новую опись фактически имеющегося церковного имущества. Работа велась под возмущенные крики толпы женщин, пытавшихся вырвать из рук составляемый документ. Комиссией был сделан вывод о том, что священник заблаговременно подготовился к сокрытию церковного имущества. Материалы об этом инциденте были переданы на расследование ГПУ.
27.03.1922 приходской совет Марковского прихода г.Витебска добровольно передал в пользу голодающих Поволжья ценные вещи, не относящиеся к богослужебным предметам: четыре серебряные ризы с икон, пять лампад, серебряный лом и золотой архимандритский крест, украшенный аметистами и жемчугом. Священник Витебской Успенской единоверческой церкви Рослов передал комиссии богослужебные сосуды из драгоценного металла с просьбой выдать взамен другой комплект сосудов для продолжения богослужений.
28.03.1922, при производстве учета ценностей в лютеранской кирхе на углу Нижне-Петровской и Шоссейной улиц г.Витебска, комиссия во главе с т.Графом установила, что здесь можно изъять серебряную чашу, заменив ее глиняной. Схожий подход был проявлен и при учете ценностей в трех старообрядческих молитвенных домах г.Витебска (по Русской ул., Оршанскому шоссе и Загоранской слободе). В ответ на просьбу настоятеля Введенской старообрядческой общины Зиновия Игнатьевича Нижникова оставить единственную серебряную чашу, которую мог освятить только московский старообрядческий епископ, общине было предложено срочно затребовать за свой счет из Москвы новую освященную серебряную чашу взамен изъятой.
Ситуация была весьма напряженной, поэтому губернская власть потребовала от управляющего Полоцко-Витебской епархией архиепископа Иннокентия (Ястребова) гарантий в том, что при производстве учета церковных ценностей со стороны православного населения не будет никаких эксцессов. По этому вопросу 28.03.1922 он письменно обратился в губкомиссию по изъятию ценностей в пользу голодающих и указал, что: 1) по вопросу проведения учета ценностей было проведено собрание духовенства, на котором данное мероприятие советской власти было признано законным и правомерным; 2) приходские советы оказывают содействие при производстве учета ценностей; 3) будучи противником всякого рода эксцессов, ни архиепископ Иннокентий, ни духовенство не могут отвечать за действия отдельных граждан.
По сведениям губернского бюро юстиции, в 1922 году в Витебске насчитывалось 55 синагог, в которых требовалось произвести учет имущества, причем шесть из них, расположенных на ул.Володарского, уже были переданы для размещения еврейского коммунистического университета им. К.Маркса.  Все оставшееся количество синагог для проведения учета имущества было поделено по 2-3 адреса между членами губернской комиссии, сгруппировавшимися для этого по нескольку человек.
29.03.1922 витебские раввины Б. Рабинович, Ш. Медалье, Л. Шнеерсон, М. Херузе, М. Гуревич, А. Нерославский, Гольдберг были письменно извещены о том, что в пятницу, 31 марта, с 10 часов утра в городских синагогах будет работать комиссия по учету и изъятию ценностей в пользу голодающих. Вопрос был непростым, поэтому 30 марта в губкомиссию для переговоров были приглашены пользующиеся особым влиянием в местной еврейской общине раввины Б. Рабинович и Ш. Медалье. 31.03.1922 производился учет ценностей в синагогах, расположенных в 3-м и 4-м районах г.Витебска. В этот день удалось осмотреть шесть синагог, из которых только в синагоге «Алас-Исшурун», расположенной на углу Нижне-Набережной улицы и Петровского переулка, не было инвентарной книги, а имевшиеся ценности, по заявлению старосты, были ранее украдены. Впоследствии, в апреле 1922 года всем уездным комитетам РКП(б) была разослана телеграмма следующего содержания: «…ценности из еврейских молитвенных домов изымаются в чрезвычайно мизерных количествах, а в некоторых уездах таковые и вовсе не обнаружены … это создает почву для антагонизма между православным и еврейским населением … обращаем внимание … на необходимость всяческими мерами рассеивать создавшуюся ситуацию».
29.03.1922 был произведен учет ценностей в Петро-Павловской церкви г.Витебска и двух приписных к ней храмах: Рождественском и Михайловском. Больших замечаний здесь сделано не было, но обсуждалась необходимость внесения в описи парчовых священнических облачений и ковров, как ценное имущество, подлежащее изъятию, но вопрос этот положительно решен не был. К 4.05.1922 были признаны ошибочно оставленными приходу серебряные напрестольный крест и дароносица.
30.03.1922 при учете ценностей в Витебском Покровском приходе, включавшем в себя три церкви: Покровскую, Воскресенскую и Воздвиженскую, комиссия сначала увидела в Покровской церкви шестерых женщин при отсутствии богослужения и настоятеля. В ожидании священника представитель церковного совета пытался отговорить членов комиссии производить учет церковного имущества, а число собравшегося народа в то же время быстро увеличивалось. Когда пришел священник, то он и не подумал успокоить собравшихся прихожан, а представители церковного совета стали говорить членам комиссии, что они идут против народа, а толпа кричала, что их надо выпороть нагайками у собора. Председатель комиссии оправдывался тем, что в церкви ничего сейчас не забирают, а всего лишь надо сделать опись имущества, как это уже было сделано ранее в Петро-Павловской церкви. В ответ народ стал кричать, что в Петро-Павловской церкви опись не дали сделать и люди из толпы стали совать в руки членам комиссии лотерейные билеты, говоря, что «… вот билеты на лотерею, где ваши вещи, предназначенные для помощи голодающим … мы не дадим делать вам описей». Дело было передано на расследование в ГПУ.
31.03.1922 для переговоров по вопросу учета ценностей в кафедральном Николаевском соборе г.Витебска в губкомиссию был приглашен ключарь собора священник Стефан Кальвин. В тот же день губкомиссия по изъятию ценностей предложила церковно-хозяйственному совету Витебского кафедрального Николаевского собора назначить 3-5 человек из своего состава и одного священника для присутствия при учете ценностей 1.04.1922, судебная ответственность за все недоразумения при этом возлагалась на церковно-хозяйственный совет.
Учет имущества требовалось провести в двух римско-католических костелах: св. Антония на Смоленской улице и св.Варвары по Городокскому шоссе.  3.04.1922 ксендз Витебского костела св. Антония Стефан Трусковский письменно отказался допускать комиссию по учету ценностей к ее работе в костеле: «Будучи только викарным ксендзом, я не располагаю юридическими полномочиями и потому никаких изменений в имущественном состоянии костела учинить не могу. С целью каких бы то ни было юридических сделок следует обращаться к архиепископу по адресу: Петроград, Фонтанка, 118». 6 апреля заместитель председателя губернской комиссии по изъятию ценностей Маймин запросил отдел юстиции о правомочности действий ксендза. 19 апреля отдел юстиции Витебского губисполкома дал письменные разъяснения по этому вопросу, из которых следовало, что «… если ксендзом Трусковским при производстве работ по учету церковных ценностей будет допущено какое-либо фактическое неисполнение требований подкомиссии, последней о действиях ксендза Трусковского должен быть составлен протокол, направленный в губотдюст, для привлечения виновного к ответственности за неисполнение законных требований власти», после чего витебским костельным комитетам стало затруднительным воздерживаться далее от подписания договоров с представителями государства на пользование костелами и костельным имуществом, а учет и изъятие ценностей из них стали только вопросом времени.
За подписью председателя ЦК Помгола М.Калинина в Витебск телеграммой пришло разъяснение о том, что Россия и Украина согласно мирного договора с Польшей обязались реэвакуировать предметы религиозного культа всех вероисповеданий, если они попали на территорию России после 1.08.1914 по 1.10.1915. Но этот факт не стал помехой процессу изъятия ценностей: требовалось только сделать соответствующую отметку в протоколе изъятия и проверить подтверждающие документы.
1–3 апреля 1922 года был произведен учет имущества в Рождественском приходе г.Витебска, где настоятелем являлся священник Фантин Капустинский. 1.04.1922 мероприятие проводилось сразу после литургии в Христо-Рождественской церкви, в присутствии крестьян, составлявших большую часть прихожан, поэтому, по свидетельству председателя комиссии, «… пришлось долгое время успокаивать присутствующих, фанатизм которых достигал больших размеров … проклятия так и сыпались на голову большевиков». Только посредством долгих разъяснений и агитации удалось успокоить прихожан настолько, чтобы можно было приступить к описи имущества, во время которой выяснилось, что ценностей, подлежащих изъятию, весьма мало. 3 апреля настала очередь Свято-Духовской церкви, где инвентарная книга вообще отсутствовала, имелся только небольшой список имущества, заверенный несколькими свидетелями. Из предметов, не внесенных в опись и имевших серебряные украшения, были обнаружены две иконы и одно кадило, которые были отнесены к ювелиру для установления веса и ценности.  Материалы были переданы для расследования в ГПУ.
Учет ценностей в 26 православных церквях г.Витебска (включая приписные) был проведен в период с 27 марта по 3 апреля 1922 года. Указанное число церквей не было окончательным, так как с 1918 года домовые и приписные церкви закрывались революционной властью в хаотическом порядке, была упразднена духовная консистория, и к 1922 году не всегда было ясно, действует церковь или нет, где вообще хранится церковное имущество. Так, 31 марта ключарь Витебского кафедрального собора священник Стефан Кальвин обратился в комиссию по изъятию ценностей с просьбой произвести 3 апреля учет ценностей в больничной церкви во имя иконы Божией матери «Всех скорбящих радосте», приписанной к собору. Сведения об этой церкви не были своевременно представлены в губкомиссию по изъятию ценностей, что о.Стефан объяснил своей забывчивостью. Позже, 21.05.1922 в местной периодической печати было даже напечатано объявление с просьбой сообщить о судьбе имущества домовых церквей Духовного училища и губернской тюрьмы, упраздненных, соответственно, в 1918 и 1919 гг. В ответ протоиерей Витебского кафедрального Николаевского собора Феодор Булатов сообщил губкомиссии, что данное имущество в свое время было передано в Витебскую Иоанно-Богословскую церковь. По заявлению настоятеля этой церкви протоиерея Алексия Донова, в ней также хранилось имущество и других упраздненных домовых церквей: Витебского дома трудолюбия, Витебского детского приюта и Двинской тюрьмы, эвакуированной в Витебск в ходе Первой Мировой войны. Впрочем, все это имущество было своевременно учтено губкомиссией по изъятию ценностей.
4.04.1922 на заседании Велижской уездной комиссии по изъятию ценностей представители церковно-приходских советов в г.Велиже огласили свою декларацию, в которой обозначалось отношение к происходящему: что православной церковью уже оказывается помощь голодающим посредством сбора пожертвований хлебом и деньгами, а распоряжение об изъятии собственно церковных ценностей является открытым насилием. В то же время в этой декларации все приходы призывались к выполнению требований советской власти о сдаче церковных ценностей – без всякой мысли о противодействии, в силу христианского долга о подчинении власти, причем предлагалась схема замены богослужебных предметов личными ценностями прихожан, а те предметы церковной утвари, которые использовались при совершении таинств, должны были безусловно оставаться в церквях. Комиссия сочла нужным частично согласиться с этим предложением, официально оставив в распоряжении Николаевской церкви г.Велижа серебряных предметов общим весом около 10 фунтов, а подлежащие изъятию богослужебные вещи весом около 3 фунтов было разрешено заменить эквивалентными по весу предметами из золота или серебра, собранными прихожанами. На следующий день, 5 апреля, в Велижской соборной Свято-Духовской церкви членами уездной комиссии было принято аналогичное решение и на двух почитаемых иконах этого храма остались серебряные ризы весом более 20 фунтов.
4.04.1922 Витебский губком РКП(б) и губисполком получили телеграмму, подписанную секретарем ЦК РКП В.М. Молотовым, в которой предписывалось секретное наблюдение за богатыми церквями и их охрану, а ответственность за возможное хищение церковного имущества возложить на духовенство и при необходимости привлекать его к суду как за расхищение народного достояния. 5.04.1922 председатели уездных исполкомов были телеграфно оповещены о необходимости предоставлять еженедельный отчет о ходе изъятия ценностей в адрес губернского отдела ГПУ и заместителя председателя комиссии И.Маймина.
5.04.1922 архиепископ Иннокентий (Ястребов) по запросу губкомиссии по изъятию ценностей предоставил  в ее распоряжение сведения о председателях церковно-приходских советов г.Витебска и адресах 14 приходов. Он сделал все, чтобы избежать провокаций в отношении Церкви во время проведения учета ценностей и не допустить напрасного кровопролития и волнений. Но политика создания раскола среди православных требовала своих жертв: в апреле 1922 года владыка Иннокентий был арестован Витебским губернским революционным трибуналом по делу о сопротивлении изъятию церковных ценностей, за распространение воззвания Патриарха Тихона и проведение собрания духовенства по этому вопросу. Очевидно, что среди православных авторитет владыки был весьма велик – он не позволил бы легко расколоть духовенство епархии. Находясь в тюрьме, он был помещен в психиатрическую больницу, 24.10.1922 уволен на покой обновленческим Высшим Церковным Управлением и выслан Витебским губревтрибуналом за пределы Витебской губернии. Здесь преследовалась только одна задача: компрометация и устранение от активной церковной деятельности столь авторитетного архиерея Патриаршей Церкви, поскольку сразу же Высшим Церковным Управлением на Полоцко-Витебскую кафедру был назначен обновленческий архиерей. Но, уже в марте 1923 года, накануне празднования Пасхи, архиепископ Иннокентий был освобожден из-под ареста и приехал из Москвы в Витебск, публично объявив себя сторонником Патриарха Тихона и правящим архиереем Полоцко-Витебской епархии и предложив духовенству, уклонившемуся в раскол, воссоединиться с Патриаршей Церковью. Обновленческое движение понесло серьезный ущерб, среди населения даже появились слухи «… о ликвидации церковно-обновленческого движения в г.Витебске и вблизи его и об усилении «Тихоновщины и Иннокентьевщины». 12.04.1923 обновленческий епископ Гавриил (Свидерский) обратился в Московское Высшее Церковное Управление с просьбой запретить в священнослужении архиепископа Иннокентия и указать ему место пребывания вне Витебской епархии, где «… он имеет много приверженцев как бывший председатель Союза русского народа и лицо староцерковного направления». В тот же день благочинный Михаил Дымман доставил по месту жительства архиепископа Иннокентия (г.Витебск, Троицкая ул., дом Дундова, №36) письмо следующего содержания: «Препровождаю при сем указ ВЦУ об увольнении Вас на покой. Витебское епархиальное управление просит Вас не служить в церквях Витебской епархии без его ведома и разрешения, как это имело место в Никольской  церкви [железнодорожников]». 4-5 сентября 1923 года состоялся епархиальный съезд духовенства, созванный по требованию сторонников обновленческого движения, решивших пресечь деятельность архиепископа Иннокентия, после чего он был арестован, 6.09.1923 заключен в тюрьму и в октябре 1923 года Витебским губревтрибуналом приговорен к ссылке без права жительства в губернских городах в течении трех лет.
6.04.1922 губкомиссия по изъятию ценностей представила в губернский отдел ГПУ сводку о выполненной работе: произведен учет в 39 синагогах и молитвенных домах, а также 12 приходах: Николаевского собора, Успенского собора, Петропавловской, Семеновской, Покровской, Спасской, Ильинской, Рынково-Воскресенской, Рождественской, Николаевской железнодорожной, Благовещенской единоверческой и Успенской единоверческой церквей г.Витебска. Во время обыска в Успенской единоверческой церквей работники ГПУ в порядке личной инициативы изъяли одно евангелие с серебряными украшениями. Этот факт стал известен в комиссии по изъятию ценностей и оттуда было направлено отношение в губотдел ГПУ с просьбой передать евангелие в распоряжение комиссии, а арестованного настоятеля этой церкви освободить ввиду его активной помощи при изъятии приходского имущества.
6.04.1922 заместитель председателя губкомиссии И.Маймин обратился в контрольную комиссию при губкоме РКП(б) с просьбой о привлечении к ответственности представителя губкома партии т.Страздака, который начиная со 2 апреля трижды сорвал проведение учета ценностей в Витебском губернском музее, не появившись там вообще. Только 12.04.1922 был произведен учет и отбор ценностей губернского музея, располагавшегося в то время в здании семинарии.
6.04.1922 на общем собрании служащих президиума и отдела управления Городокского уездного исполкома, местной милиции, была принята следующая резолюция: «… призываем всех честных граждан активно содействовать быстрейшему изъятию ценностей из храмов, церквей и всех молитвенных домов для немедленной реализации их на хлеб. Преступным действием вассалов церквей, злостно предательски относящихся к помощи умирающим от голода, должен быть положен конец суровой революционной рукой рабоче-крестьянского правительства». 
В донесении председателя Полоцкого уездного исполнительного комитета от 7.04.1922 в адрес губернской комиссии по изъятию ценностей указывалось, что 3.04.1922 в Полоцке были собраны представители религиозных общин, причем представители православных и иудейских общин согласились с необходимостью изъятия излишков ценностей, а ксендз, наоборот, заявил, что без ведома епископа не имеет права распоряжаться церковным имуществом. 5.04.1922 уездный комитет ВКП(б) разослал по волостям Полоцкого уезда своих представителей, снабженных инструкциями по взятию на учет ценностей сельских церквей. В самом г.Полоцке результат изъятия ценностей в синагогах был ничтожным, а к 7.04.1922 были учтены ценности в двух монастырях, двух соборах и двух церквях, но осталось провести эту работу в костеле, старообрядческой церкви и двух православных церквях.
20.04.1922 заместитель председателя губернской комиссии по изъятию ценностей И.Маймин телеграфировал председателю Лепельского уездного исполнительного комитета, требуя назначить для проверки церковных ценностей лучших работников, а если духовенство будет препятствовать этому – в срочном порядке предавать виновных судебной ответственности.  
22.04.1922 из синагог г.Витебска были переданы в губернский рассчетно-кассовый подотдел предметы из серебра весом в 18 фунтов 20 золотников 72 доли. Среди них были короны от Торы, пластины, подвески, бокалы, кольца, указки.
На заседании губернской комиссии по изъятию ценностей 14.04.1922 выяснилось, что учет ценностей практически закончен – осталось произвести опись лишь в двух костелах и двух единоверческих церквях. По уездам работа по учету ценностей была начата и проходила без особых эксцессов. Состояние инвентарных книг в ряде случаев признано неудовлетворительным, с вырванными листами, что вызвало подозрение в укрытии ценностей духовенством. Некоторые подобные дела уже были переданы на расследование в губернский отдел юстиции. На этом заседании в адрес духовенства впервые открыто прозвучало обвинение в организации срыва кампании по изъятию ценностей и дискредитации советской власти. Проведение агитационной кампании было признано неудовлетворительным, поскольку городские обыватели в большинстве своем сочувствуют попам, отношение крестьянства еще не выяснено, о ходе работы по изъятию ценностей было решено информировать центральную печать. Член ВЦИК Н.Сперанский предложил обязать церковные советы все учтенные ценности доставить непосредственно в комиссию в установленные дни и часы. Было определено назначить первым днем изъятия ценностей 25.04.1922, для приема ценностей отведено помещение в губфинотделе. Решено учесть имущество братской лавки при Витебском Николаевском кафедральном соборе, запретив его продажу и расходование до особого разрешения комиссии. Уездным подкомиссиям предписано завершить учет ценностей к 25 апреля, после чего немедленно приступить к изъятию ценностей, которое завершить не позже 15 мая. Еврейской общине было предложено объявить сбор золота, серебра и драгоценностей и установить специальный налог в пользу голодающих евреев. Виновных в укрывательстве ценностей и инвентарных книг, в хищении ценностей, выступающих и агитирующих против изъятия – немедленно арестовывать и карать судом, который должен действовать со скоростью военно-полевых судов.
14.04.1922 председатель губкомиссии член ВЦИК Н.Сперанский телеграммой обязал председателей уездных исполкомов предавать судебной ответственности виновных в срыве учета ценностей в течение 48 часов, наказывая самым суровым образом. Учет церковных ценностей в уездах он обязал окончить не позже 25 апреля, а их изъятие – не позже 15.05.1922. Настоятели римско-католических костелов, которых отказывались от этой процедуры, ссылаясь на условия мирного договора с Польшей и отсутствие письменного разрешения своего епископа, автоматически подпадали под революционный суд.
18.04.1922 заведующему рассчетно-кассового подотдела Витебского губфинотдела было предложено создать комиссию из представителей губкомиссии по изъятию ценностей, рабоче-крестьянской инспекции и губфинотдела для приема имущества, изъятого из еврейских синагог и молитвенных домов.
18-19 апреля 1922 года Витебское губернское отделение рабоче-крестьянской инспекции провело ревизию деятельности епархиальной комиссии по сбору пожертвований в пользу голодающих. За период с 28 февраля по 9 апреля 1922 года было собрано и внесено на банковский счет 23 928 550 рублей, из которых было приобретено ржи на 5 561 000 рублей, оставшиеся деньги имелись в наличии, а с 9 по 18 апреля было дополнительно собрано еще около 3 миллионов рублей. Каждый сбор денег за богослужением оформлялся отдельным актом. В натуральном виде было в совокупности собрано и документально оформлено около 31 пуда ржи, ячменя, овса, бобов и гороха и помещено на хранение при кафедральном Николаевском соборе. Недостатков в ходе проведения ревизии выявлено не было.
18.04.1922 Витебской губернской комиссией по изъятию ценностей был подготовлен доклад в адрес Центрального комитета Помгола ВЦИК. В нем содержался краткий отчет о деятельности комиссии начиная с 10 марта 1922 года. Отмечалось, что в г.Витебске и большинстве уездных городов учет ценностей закончен и в ближайшее время начнется их изъятие. Проведение учета затормозилось до 15 мая ввиду отсутствия актов о передаче молитвенных домов группам верующих, поскольку в Витебской губернии не было произведено до конца отделение Церкви от государства, а также неудовлетворительного состояния инвентарных книг церквей и молитвенных домов. По результатам предварительного учета ценностей в г.Витебске (25 русских церквей, 2 единоверческие, 3 римско-католических костела, около 40 синагог) прогнозировался сравнительно небольшой объем подлежащего изъятию имущества, в основном из серебра, - не более 20 пудов. Несмотря на агитационную кампанию, открытое отношение основной массы трудящихся к изъятию церковных ценностей не было вполне определенным, а скрытое – чаще отрицательное и почти враждебное. До открытого противостояния дело не дошло, но в двух случаях учету ценностей препятствовала толпа раздраженных женщин. Хотя в конечном итоге учет и был произведен, в результате расследования арестовали 26 человек. Так, членом губкомиссии В. Тихоновым был задержан и передан в ГПУ для производства дознания по подозрению в укрывательстве и хищении ценностей бывший староста Витебского Успенского собора Кореневский и возбуждено ходатайство об аресте действующего старосты этого собора Максимова, а у настоятеля Витебской Иоанно-Крестительской церкви протоиерея Феодора Чулкова вместе с председателем приходского совета была взята подписка о невыезде. К 18 апреля десять из них освободили, а шестнадцать находилось под стражей. Вообще, действия городского православного духовенства во главе с архиепископом Полоцким и Витебским Иннокентием (Ястребовым) расценивались как явное и тайное сопротивление изъятию. Аналогичный вывод делался и в отношении римско-католического духовенства. В случае подтверждения фактов их контрреволюционного поведения, обвинительные материалы передавались в руки революционного правосудия. Изъятие ценностей к 18 апреля было произведено только в витебских синагогах (около 25 фунтов серебра) и губернском музее (32 предмета роскоши, не имевших художественного значения).
18.04.1922 при проведении учета имущества в одной из церквей  произошел необычный случай: Андрей Никанорович Хмельченко, ранее состоявший членом РКП(б), пришел в церковь и, обращаясь к собравшимся женщинам, стал говорить о недопустимости проведения учета церковных ценностей. Представитель губкомиссии, увидев в этом опасность проводимому мероприятию, вступил в беседу с А.Н. Хмельченко, узнал о том, что он безработный и убедил его написать заявление в Витебское отделение рабоче-крестьянской инспекции с просьбой принять на работу, тем самым отвлекая от агитации. Впоследствии документы по этому эпизоду были переданы в ГПУ.
20.04.1922 заместитель председателя губкомиссии по изъятию ценностей И.Маймин письменно напомнил начальнику Витебского губернского отделения ГПУ о необходимости секретного наблюдения и окарауливания богатых церквей. В тот же день губернский отдел ГПУ получил из Москвы телеграмму, в которой указывалось на недопущение бесчинств со священными предметами, в церквях, оскорбления религиозных чувств; виновных в подобных действиях предлагалось привлекать к суровой ответственности.
21.04.1922 был произведен учет имущества епархиальной лавки, заведующему лавкой протоиерею Феодору Чулкову запрещено продавать что-либо из богослужебной утвари, кроме двадцати комнатных икон, принесенных гражданами города Витебска для продажи.
21.04.1922 был арестован настоятель Витебской Христо-Рождественской церкви священник Фантин Капустинский и изъяты инвентарные книги прихода. Арест последовал после получения показаний одного из прихожан: «У нас имеется кладовая в алтаре с правого бока, там находится все церковное богатство и туда во время описи не заходили, и что находится в кладовой не описывали. Это самое главное место, где нужно было произвести опись».
Тема репрессий была продолжена на заседании губернской комиссии по изъятию ценностей 23.04.1922, когда основной темой обсуждения стал вопрос о наказании священника Фантина Капустинского. У него при обыске было обнаружено ценное имущество, кроме того, в вину вменялась и контрреволюционная агитация. По предложению заведующего губернским отделом юстиции это дело должно было рассматриваться на особой сессии народного суда, но члены комиссии по изъятию ценностей настояли на рассмотрении дела в губернском революционном трибунале, действующем по упрощенной юридической процедуре. В конечном итоге дело священника Фантина Капустинского было передано в военный отдел Витебского губревтрибунала и слушание по делу было назначено на 5 часов вечера 25.04.1922 в помещении витебского дворца Труда. Охрана суда во время процесса возлагалась на ГПУ. Вход осуществлялся по билетам ревтрибунала, из которых 200 штук было распространено через профсоюзы. ГПУ также было поручено немедленно опубликовать правительственное сообщение о контрреволюционной деятельности духовенства, укрывательстве и хищении церковных ценностей и инвентарных книг. 27.04.1922 определением военного отделения Витебского губревтрибунала протоиерей Фантин Иванович Капустинский был приговорен к 5 годам лишения свободы со строгой изоляцией и поражением прав на 5 лет. С учетом применения амнистии по случаю 5-й годовщины Октябрьской революции, решением судебной коллегии уголовного отдела Витебского губсуда, 5.04.1923 протоиерей Фантин Капустинский был освобожден из губисправдома.
В то же время по целому ряду дел о сокрытии ценностей и выступлениях толпы во время составления описей губернский отдел юстиции предложил прекратить их производство из-за отсутствия обвинительного материала, но заместитель председателя комиссии И.Маймин предложил такие дела передавать ГПУ для детального расследования и установления виновных, после чего вновь рассматривать их на следующем заседании комиссии по изъятию ценностей. Заведующий губернским отделом юстиции также доложил комиссии, что ксендз С.Трусковский дважды воспрепятствовал предварительной описи костельного имущества. Было решено выдать мандат на право учета ценностей в римско-католических костелах, а в случае дальнейшего сопротивления учету ценностей ксендза и костельного комитета – задержать их, а учет ценностей произвести при помощи милиции. Начальник губернского отдела ГПУ предложил прямо в день заседания комиссии провести обыски в домах председателей церковных советов, у которых, по имевшимся данным, были спрятаны старые инвентарные книги, что и было сделано. Относительно времени изъятия ценностей мнения членов комиссии разошлись: заместитель председателя комиссии И.Маймин предложил к изъятию приступить немедленно, в первую очередь реквизировав ценности в Христо-Рождественской церкви. Но победила точка зрения ответственного секретаря комиссии В.Тихонова – к изъятию приступить после сличения учетных описей с главными инвентарными книгами церквей, а где таковых книг не окажется – виновных подвергнуть аресту.
25.04.1922 в витебском костеле св. Антония неожиданно появилась комиссия по учету ценностей, было обнаружено и изъято шесть серебряных чаш, бриллиантовое колье, три золотых кольца и 238 мелких серебряных предметов. Ксендз С.Трусковский был арестован за отказ от участия в учете и изъятии ценностей, которое было произведено в присутствии сторожа и двух случайных прихожан. После этого досмотру подвергся и витебский костел св. Варвары, все изъятое было передано в губфинотдел.
26.04.1922 член ВЦИК Н.Сперанский телеграфировал в Москву, в ЦК Помгола о том, что в г.Витебске 25 апреля приступили к активному изъятию ценностей. За это время было конфисковано около 5 пудов серебра, вскрыты массовые укрывательства драгоценностей и контрреволюционная агитация духовенства. Виновные были арестованы и преданы суду Ревтрибунала, первое подобное дело рассматривалось уже 26 апреля.
27.04.1922 состоялось заседание комиссии по изъятию ценностей, посвященное выработке методики ускоренного изъятия церковного имущества в г.Витебске, чему препятствовала малочисленность двенадцати городских подкомиссий. Было решено мобилизовать 12 партработников и до 50 человек сознательных курсантов для работы по изъятию ценностей в Витебске с таким расчетом, чтобы сделать ее за один день. Решением комиссии из работников ГПУ, губревтрибунала и губотдела юстиции была создана специальная комиссия для срочного рассмотрения злоупотреблений при изъятии ценностей, которая в военно-полевом порядке могла привлечь виновных к ответственности. Уездным подкомиссиям по изъятию ценностей было рекомендовано не доверять церковно-хозяйственным советам и духовенству церквей учет церковного имущества, а производить его только в присутствии членов подкомиссий.
По ходатайству губкомиссии по изъятию ценностей, губотделом ГПУ ксендз С.Трусковский был привлечен к ответственности за сопротивление, оказанное при учете ценностей в витебских костелах св. Антония и св. Варвары, а в мае 1922 года губкомиссия представила в ревтрибунал обвинительный материал в отношении незаконных действий ксендза.
28.04.1922 в Витебский губисполком обратился Могилевский римско-католический архиепископ-митрополит с ходатайством об освобождении настоятеля двух католических приходов г.Витебска священника Стефана Трусковского, арестованного за отказ содействовать изъятию ценностей из витебских костелов. В этом обращении разъяснялось, что ксендз не вправе распоряжаться церковным имуществом без разрешения своего архиерея - это норма церковного права, но и светские законодательные нормы, по мнению архиепископа, также охраняют неприкосновенность костельного имущества – статья 7 Рижского мирного договора между Россией и Польшей. Ходатайство не было принято во внимание и заседание Витебского губревтрибунала по делу ксендза Стефана Владиславовича Трусковского было назначено на 13.05.1922, он был приговорен к лишению свободы сроком на пять лет со строгой изоляцией.
30.04.1922 настоятель Семеновской (Богоявленской) церкви г.Витебска протоиерей Феодор Шеховцов обратился в губкомиссию с просьбой произвести учет имущества домовой церкви Витебской мужской гимназии, находившегося на хранении в Богоявленской церкви, а 10 мая он сам добровольно пожертвовал в помощь голодающим собственный наперсный серебряный крест с цепочкой общим весом 29 ½ золотника.
Сразу же после окончания первой волны изъятий церковного имущества в апреле 1922 года, многие приходы стали добиваться возврата незаконно реквизированных святынь. 30.04.1922 состоялось даже специальное заседание губернской комиссии по изъятию ценностей, посвященное рассмотрению заявлений церковно-приходских советов г.Витебска, на которое были приглашены и просители – представитель Спасо-Преображенской церкви Павел Владимирович Пороменский (впоследствии, в 1941-1943 гг., П.В. Пороменский возглавлял церковный отдел Витебской городской управы), настоятель Витебской Николаевской железнодорожного прихода церкви протоиерей Антоний Хорошкевич и староста этой церкви Пушный. Представитель Спасо-Преображенской церкви П.Пороменский добивался возврата приходу одного из двух изъятых серебряных напрестольных крестов, а также серебряных окладов с трех почитаемых икон Пресвятой Богородицы – чудотворной Ченстоховской, Тихвинской и образа «Всех скорбящих радосте». Причем в отношении Ченстоховской иконы Божией Матери комиссия первоначально приняла решение оставить серебряный оклад, но впоследствии келейным порядком решение было изменено. В итоге вместо второго серебряного креста приходу вернули медный, а серебряные оклады икон так и остались в губфинотделе. Ходатайство приходского совета Николаевской железнодорожной церкви вообще было отклонено и не рассматривалось. 1 мая настоятель Витебской Иоанно-Богословской церкви протоиерей Алексий Донов обратился в губкомиссию с просьбой предоставить ему возможность замены по его усмотрению некоторых реквизированных сосудов, не имеющих ценности, но предназначенных для обмена сосудов из ценного металла на других приходах. О. Алексий увидел в этом ущерб для приходского имущества, но в просьбе ему было отказано. Были примеры, когда христиане в одиночку пытались противостоять ограблению церквей. На этом же заседании было рассмотрено заявление гражданки М.П. Пороменской о возвращении ей одной серебряной лампады, ранее пожертвованной ее покойным отцом в Спасо-Преображенскую церковь и реквизированной губкомиссией. Но и ее ходатайство было отклонено как безосновательное.
Для совершения богослужений в Витебском Успенском соборе, в котором после изъятия ценностей церковные службы не совершались за отсутствием самой необходимой утвари, усилиями настоятеля Витебского кафедрального Николаевского собора протоиерея Николая Околовича (протоиерей Николай Фомич Околович прославлен в чине священномученика 4.11.2007 Синодом Белорусской Православной Церкви) 20.06.1922 из губернской комиссии были переданы: комплект евхаристических сосудов, два креста, два евангелия, одна дарохранительница, сделанные из меди. Частично были возвращены изъятые предметы в приходы Николаевской железнодорожной, Семеновской Богоявленской и Покровской церквей г.Витебска, Николаевского кафедрального собора. Этот процесс продолжался достаточно долго – по мере приобретения губернской комиссией медных сосудов, когда они выдавались приходам взамен оставленных во временное пользование серебряных, как это было, например, 4.09.1922, когда настоятель Витебской больничной Всехскорбященской церкви протоиерей Николай Околович обменял серебряные дарохранительницу и дароносицу этой церкви на медные.
В мае 1922 года в уездные исполкомы Витебской губернии была разослана детальная инструкция по производству изъятия церковных ценностей, подписанная председателем губернской комиссии Н.Сперанским. Изъятие требовалось производить со всей решительностью и без поблажек, определялась конечная цель работы – полное изъятие из церквей золота, серебра и драгоценных камней. Для православных храмов был определен минимальный перечень утвари, не подлежащий изъятию,  для совершения богослужений: один напрестольный крест, два евангелия, одно кадило, один комплект священных сосудов (потир, дискос, звездица, копие, лжица, дарохранительница, две тарелочки и ковшик). Предписывалось снять все ценные ризы с икон, золотые и серебряные накладки с евангелий. В костелах оставлялся один комплект богослужебных предметов. В синагогах все золото, серебро и драгоценные камни подлежали изъятию без исключения.
3.05.1922 причт и прихожане Невельского собора обратились в комиссию по изъятию ценностей с заявлением о том, что из двух потиров изъят самый большой, а малого потира не хватает для причащения всех желающих этого прихожан, особенно в период поста, когда на богослужение собирается до семи тысяч человек, а за один раз причащается до двух тысяч человек. К тому же были реквизированы все напрестольные кресты, копие и кадило. В итоге возвращено приходу было только копие.
4.05.1922 состоялось заседание бюро Оршанского уездного комитета РКП(б), на котором секретарь губкома партии Н.Сперанский поделился с присутствующими опытом изъятия церковных ценностей в г.Витебске. Было решено провести реквизиции одновременно во всех храмах и молитвенных домах г.Орши в 10 часов утра 5 мая, для чего было решено: сформировать семь подкомиссий – по числу религиозных общин; для поддержания порядка в городе мобилизовать 50 коммунистов и 30 милиционеров; для приема ценностей организовать в уездном финотделе дежурство ответственных лиц; после изъятия проводить обязательный обыск и предавать суду виновных в сокрытии ценностей; обеспечить охрану труда. В волостях Оршанского уезда изъятие церковных ценностей предполагалось начать 8 мая.
5.05.1922 при изъятии ценностей в Полоцкой Иоанно-Богословской церкви священник Дубровский потребовал присутствия всех прихожан и заявил, что ему неизвестно место хранения церковного имущества, несмотря на то, что в этой церкви служил уже два года. Изъятие было проведено только с помощью члена церковного совета, при этом священник Дубровский пытался вернуть изъятую дарохранительницу  на престол. Сведения об этом факте были переданы в следственные органы для привлечения священника Дубровского к ответственности.
6.05.1922 казначей Витебского Маркова монастыря иеромонах Стефан по запросу губернской комиссии по изъятию ценностей письменно сообщил, что в Марковом монастыре имеется пять престолов и четыре священника.
6.05.1922 состоялось заседание губернской комиссии по изъятию ценностей. Отмечалось, что в Витебской губернии изъятие проведено почти повсеместно. Обсуждалась ситуация в Велижском уезде, в котором было учтено около восьми пудов серебра, но «… попы здесь представили пышную декларацию, из которой видно, что кое-что они собираются оставить для себя, для их богов». Было решено поручить уездному комитету РКП(б) безотлагательно «… изъять все ценности церквей, костелов и синагог, не допуская никаких послаблений, уклонений и соглашений с духовенством и церковно-приходскими советами … клеймить позором и предавать виновных суду Рев. Трибунала и беспощадно карать укрывателей и хищников церковных ценностей, как расхитителей Народдостояния».
7.05.1922 председатель Полоцкой уездной подкомиссии по изъятию ценностей доложил в Витебск об окончании изъятия ценностей по городу и уезду, прошедшего без особых острых конфликтов. При этом временно осталась неизъятой та незначительная часть вещей, которая подлежала замене на менее ценные и впоследствии также изымалась. 26.05.1922 все изъятое в Полоцком уезде было доставлено в Витебск и передано в губернский финотдел. Сразу после этого в Полоцк был командирован представитель губернской комиссии Яковлев для участия в разборе некой ситуации, возникшей в Полоцке 20 мая и послужившей основанием для обвинения полоцкого духовенства в укрывательстве церковных ценностей.
8.05.1922 в г.Невеле состоялось заседание уездной подкомиссии по изъятию ценностей, на котором присутствовал представитель губкомиссии, предложивший форсировать ход событий: уже на следующий день – 9 мая в каждый из четырех невельских православных храмов и в римско-католический костел пришла комиссия из трех человек и к концу дня ценности, указанные в дореволюционных описях, были изъяты и переданы в уездный финотдел. Реквизиция прошла без народных волнений, поскольку население ничего не знало о происходящем. 11 мая, подобным образом – «быстро и непоколебимо» -  изъятие было проведено и во всем Невельском уезде. Сразу же после этого представитель губкомиссии последовал в г.Себеж, где обнаружил явное отставание в изъятии ценностей, указав ускорить процесс немедленной реквизицией в Себежском православном соборе и римско-католическом костеле. Так как в волостях Себежского уезда был установлен порядок сдачи ценностей в уездный финотдел непосредственно через духовенство и приходские советы, что явно замедляло процесс, было рекомендовано назначить ответственного из уезда за 3-4 волостями и закончить реквизиции к концу мая 1922 года.
9.05.1922 согласно описи, составленной в 1910 году, было проведено изъятие ценностей в Невельском Спасо-Преображенском монастыре. Всего изъято 24 предмета, за один серебряный крест у иконы Божией Матери и оправу Евангелия внесены деньги от прихожан. Реквизиция прошла в присутствии настоятеля монастыря архимандрита Алипия и группы представителей верующих, которым впоследствии было предложено расписаться в акте изъятия, чтобы зафиксировать отсутствие претензий в адрес членов комиссии.
9.05.1922 настоятель Замошанского и Освейского костелов ксендз А. Филипп обратился во ВЦИК с заявлением, в котором снимал с себя ответственность за возможные волнения в среде верующих католиков при изъятии богослужебных принадлежностей костелов Дриссенского уезда и предупреждал о том, что ни он сам, ни другие католики, в ситуации отсутствия указаний на этот счет Римско-католического епископа, не вправе самовольно распоряжаться храмовым имуществом, тем более, что часть предметов, предназначенных для богослужения, освящается лично епископом, так что даже просто прикасаться к ним могут только лица, имеющие соответственный духовный сан. 4 июня 1922 года Виткомгубпомгол получил телеграмму из ВЦИК, в которой предлагалось разъяснить ксендзу А. Филиппу, что все костельное имущество на общих основаниях является достоянием советской республики, переданным в пользование приходам, а католический священник может собственными руками упаковать его для отправки в Гохран. При сопротивлении изъятию ценностей виновные лица будут привлекаться к судебной ответственности. 
10.05.1922 заместитель председателя губкомиссии И.Маймин телеграфно предупредил уездные исполкомы о том, что если работа по изъятию ценностей не будет закончена к 15 мая, то лица, виновные в этом, будут преданы суду.
12.05.1922 состоялось заседание Велижской уездной комиссии по изъятию ценностей, на котором было решено принять к сведению замечания губернской комиссии и уже 13 мая в 12 часов дня собрать в уездном исполкоме представителей религиозных общин города Велижа и местечек Ильино, Усвяты, Сураж, объявив им о необходимости реквизиции серебряных риз с икон, а также крестов и сосудов, имеющихся в нескольких экземплярах. Произвести реквизицию так, чтобы к 20 мая изъятые ценности находились в Витебске. Чтобы избежать нареканий со стороны христианской части населения и ввиду отсутствия в местных синагогах драгоценностей, было предложено установить специальный налог для еврейских общин уездного города и местечек в виде определенного количества серебра и золота, но это предложение принято не было, а было решено произвести тщательный осмотр синагог после окончания изъятия в церквях. Также было разрешено оставлять ризы на иконе только в том случае, если она будет чрезмерно обезображена и не допускать иных послаблений. В случае, если икона имеет художественную или историческую ценность, ее предписывалось оставлять в церкви до последующей передачи историческому музею, не снимать с нее серебряных риз разрешалось только при возможном повреждении вида и письма иконы. После окончания изъятия ценностей предписывалось произвести обыски на дому у лиц духовного звания. В сельских же церквях было решено ценностей не изымать вообще по причине их бедности и нежелания идти на обострение с прихожанами из-за мелочей. Впоследствии, появившаяся в Велижском уезде практика замены предметов, подлежащих изъятию, пожертвованиями прихожан – была осуждена губернской комиссией. Ею же было приказано все-таки провести изъятие ценностей в сельских церквях Велижского уезда, а из Витебска был даже командирован уполномоченный губкомиссии по изъятию ценностей Савин для проведения повторного изъятия в г.Велиже. В Николаевской церкви г.Велижа он изъял семь серебряных риз с различных икон, дарохранительницу и лжицу, а во время проведения обыска в церкви обнаружил пакет с перепиской и пятью серебряными ложками, принадлежавшими бывшему местному помещику.
13.05.1922 было совершено кощунственное действие в Полоцком Спасо-Евфросиниевском монастыре: здесь начала работу комиссия по вскрытию и освидетельствованию мощей преподобной Евфросинии, созданная согласно указания Народного комиссариата юстиции «О ликвидации мощей» 1920 г., постановления Полоцкого уездного исполнительного комитета, утвержденного губисполкомом. После публичного осмотра мощей газета «Известия Витебского губисполкома и губкома РКП» сообщила решение полоцких трудящихся – сдать мощи в музей, после чего они были изъяты из монастыря и помещены в Витебский исторический музей, а серебряная рака, золотые и серебряные лампады с драгоценными камнями – реквизированы, вскоре и сам монастырь был закрыт, а его здания переданы военному ведомству.
15.05.1922 приходской совет Витебской Христо-Рождественской церкви обратился в губкомиссию с заявлением, в котором констатировалось совершенное прекращение богослужений в церкви по причине отсутствия необходимых для этого священных предметов, изъятых 23 апреля, а именно: чаши, звездицы, дискоса, напрестольных крестов, богослужебных книг – Евангелия, Апостола и пр. Поскольку в заявлении выражалась просьба о возвращении упомянутых предметов, было решено ее исполнить, но с условием замены сосудов из ценного металла – медными, изъятыми в других церквях.
16.05.1922 в губкомиссию по изъятию ценностей обратилась с заявлением дочь протоиерея Димитрия Григоровича – Елена Дмитриевна Алексеева, к этому времени вышедшая замуж за начальника 63-х пехотных Симферопольских курсов М.В. Алексеева. В Городокском соборе была изъята икона святителя Николая Чудотворца, в 1917 году подаренная прихожанами ее отцу, а после его смерти доставшаяся дочери. По причине постоянных служебных перемещений мужа и крайнего уплотнения квартиры, Елена Дмитриевна временно поместила икону в Городокский собор, где она не была внесена в опись имущества. На иконе имелись серебряные риза и табличка с надписью: «Отцу протоиерею Димитрию Григоровичу от прихожан Городокского Св.-Николаевского собора в память пятидесятилетия в сане священника. 13 ноября 1917 года». Во время изъятия ценностей в соборе риза и табличка были сняты, икона при этом повреждена. Суть просьбы заключалась в реставрации иконы, либо компенсации ущерба и в этом Е.Д. Алексеевой было отказано.
18.05.1922 состоялось заседание комиссии по изъятию ценностей Оршанского уезда, на которое были вызваны представители местного православного и католического духовенства. Обсуждался вопрос о судьбе изъятых предметов, имевших музейную ценность. Было решено, при подтверждении этой ценности губернским центром, передавать их в Оршанский исторический музей. Все прочие изъятые ценности в присутствии приглашенного духовенства были взвешены, упакованы, опечатаны и отправлены под конвоем в Витебск. Через день – 20 мая, семь упаковок с ценностями, высланными из Орши, были приняты по акту на хранение Витебским губернским рассчетно-кассовым подотделом. Согласно отчета от 16 января 1923 года, ценности, изъятые в Оршанском уезде, были переданы в Витебск в два приема: в первый раз – 19 пудов 36 фунтов 76 ¾ золотника серебра; во второй раз – 1 фунт 46 золотников 26 долей серебра. Часть подлежащих изъятию церковных предметов оставалась во временном пользовании приходами до замены на менее ценные, кроме того, в уездном финотделе хранились изъятые вещи, не имевшие ювелирной ценности.
В мае 1922 года состоялось заседание Витебской уездной комиссии по изъятию ценностей (протокол №51), на котором обсуждалось заявление священника Горалевской церкви Яновичской волости Козырева, в котором он просил оставить в распоряжении прихода предметы, указанные в описи 1919 года и необходимые при богослужении, ссылаясь при этом на отсутствие дореволюционной инвентарной описи. Несмотря на отсутствие доказательств хищения имущества, было принято решение изъять все серебряные предметы, а дело передать в ГПУ для привлечения к ответственности виновных в отсутствии инвентарных книг.
29.05.1922 Себежская уездная комиссия по изъятию ценностей предоставила в Витебск отчет о своей работе. Всего по уезду к 20 мая было изъято около четырех пудов серебра и незначительное количество золота, других ценностей не оказалось. Было отмечено, что вплоть до 1922 года в уезде не реализовывался Декрет об отделении Церкви от государства и это обстоятельство значительно затруднило реквизиции. Во избежание волнений, по инициативе уездного комитета РКП(б) был реализован принцип добровольности при сдаче ценностей религиозными общинами. На действующем престоле ценности оставлялись, а остальное подлежало сдаче. Общий учет ценностей не проводился, поскольку в Первую Мировую войну церковное имущество как эвакуировалось, так и реэвакуировалось, и точный учет движения церковного имущества по причине военного времени наладить было невозможно. При изъятии замена ценных предметов малоценными не производилась по причине отсутствия подменного фонда.
По итогам работы в апреле-мае 1922 года, Витебской губкомиссией по изъятию ценностей был подготовлен доклад в адрес ЦК Помгола при ВЦИК. Здесь в общих чертах изображался ход проведения реквизиций церковного имущества как в самом Витебске, так и в губернии. Изъятие ценностей в г.Витебске было проведено после окончания Пасхальной седмицы в период с 25 по 28 апреля 1922 года, а в уездах губернии – с 24 апреля по 15 мая. В г.Витебске за это время было изъято немногим более 20 пудов серебра, 1 фунта золота и двух-трех десятков драгоценных камней. Незначительность изъятого объяснялась экономической слабостью приходов после воссоединения униатов с православными и отсутствием в городе богатого русского купечества. Но как аксиома выставлялся факт укрытия более или менее значительной части ценностей духовенством. В целом его отношение к изъятию в докладе называется пассивным, отмечается, что под угрозами наказания часто сами священнослужители принимали меры к недопущению эксцессов. В Витебске представителями революционной власти было отмечено три священника (один из них единоверческий), проявивших лояльность при изъятии ценностей. Поскольку во время предварительного учета ценностей имели место некоторые волнения прихожан, было решено предупредить саму возможность повторения чего-то подобного через энергичное воздействие на духовенство. Были проведены повальные обыски на квартирах у священников и те из них, у кого были обнаружены укрытые ценности, арестовывались. На суд Ревтрибунала выносились наиболее значимые эпизоды – как в случае со священником Фантином Капустинским, у которого было обнаружено свыше двух пудов ценных предметов. Отчет об этом процессе был передан во ВЦИК. В ближайшие дни предполагалось рассмотреть еще несколько дел в отношении представителей местного духовенства, обвиняемого в укрывательстве ценностей и оказании скрытого сопротивления их изъятию. Но организованного сопротивления изъятию ценностей не было отмечено, к числу незначительных эксцессов были отнесены случаи, когда 5-10 женщин осыпали проклятиями членов комиссии, а также выстрел из револьвера вдогонку членам комиссии, посетившим в ночное время Витебский костел св. Варвары, где были обнаружены следы укрывательства ценностей. Был сделан вывод о том, что ситуация с католическими храмами и населением была гораздо сложнее: саботировались не только учет, но и изъятие ценностей. К примеру, в Витебских костелах изъятие пришлось производить в отсутствие местного ксендза. Но его арест, осуждение и, как следствие, прекращение богослужений в костелах г.Витебска, повлияли на позицию католического архиепископа, который, по неподтвержденным сведениям, все-таки издал указание о необходимости соблюдения декрета об изъятии церковных ценностей. Признавались перегибы, допущенные при реквизициях, когда ценности изымались неравномерно на разных приходах, впрочем, это объяснялось неопытностью членов комиссии. К моменту подачи доклада изъятие ценностей в Полоцком, Городокском и Оршанском уездах было уже закончено, а в оставшихся семи уездах губернии – еще проводилось. Настроение крестьянства первоначально оценивалось как враждебное, а затем – как безразличное или даже доброжелательное. Предполагалось изъять на периферии около 100 пудов серебра, 1-2 фунта золота и немного бриллиантов. В городских церквях в ближайшие дни предполагалось провести вторую волну реквизиций и дополнительно получить около 25% от уже изъятого объема ценностей.
1.06.1922 состоялось заседание губкомиссии по изъятию ценностей, главной темой которого стал ход изъятия ценностей в уездах Витебской губернии. Согласно представленной статистической сводке общая картина была такой:
- г.Велиж и уезд: около 5 пудов серебра, 6 золотников золота и 1 золотника жемчуга;
- г.Городок и уезд: около 2 пудов серебра;
- г.Сенно и уезд: 32 фунта серебра;
- г.Невель и уезд: около 4 пудов серебра;
- г.Полоцк и уезд: около 12 пудов серебра;
- г.Дрисса и уезд: около 2 пудов серебра;
- г.Себеж и уезд: около 4 пудов серебра и 93 доли золота;
- г.Орша и уезд: около 7 пудов серебра, 9 пудов золоченой парчи, около 3 пудов золоченой фольги, 3 ¼ золотника золота, 50 золотников камней;
- Витебский уезд: около 8 пудов серебра.
По г.Витебску, г.Лепелю и уезду официальных точных данных к 1 июня еще не имелось. Было признано, что изъятие ценностей в уездах в целом закончено, но техническая работа будет продолжаться еще две-три недели по причине некоторых шероховатостей в деятельности уездных подкомиссий. Было отмечено, что Велижская и Невельская подкомиссии «…стали на путь соглашения с попами и допустили замену церкценностей на разного рода лом серебра, часы и пр. … Сенненская уподкомиссия работала слабо … в результате изъято всего 31 фунт серебра». Также в  губкомиссию поступили сведения о том, что в одной из православных церквей Зяблинской волости Невельского уезда остались неизъятыми золотая чаша и золотой напрестольный крест, пожертвованные в 1909 году помещиком Капустиным. Председателю Невельской уездной подкомиссии было предложено срочно назначить секретную подкомиссию, изъять упомянутые предметы, о результатах  телеграфировать в губкомиссию.
Аппарат губернской комиссии было решено частично свернуть, но техническую работу продолжать, уделив особое внимание агитационной кампании и публикации в прессе отчетов по изъятию ценностей. Окончание технической работы возлагалось на губфинотдел. Велижской уподкомиссии было категорически предписано произвести изъятие ценностей в сельских церквях. Были сформированы поверочные комиссии с чрезвычайными полномочиями и направлены в более слабые по изъятию ценностей уезды.
В ходе проведения реквизиций оказалось, что основным и эффективно действующим звеном губернской комиссии по изъятию ценностей стали временно прикомандированные лица из различных советских учреждений. Особую активность проявил представитель губернской милиции Савин, который активно участвовал при изъятии ценностей в Витебском Марковом монастыре, бывшей Полоцкой Духовной консистории и православных приходах губернии. Так, 2.06.1922 Савин в присутствии старосты и псаломщика обыскал Витебскую Иоанно-Крестительскую церковь, обнаружив при этом спрятанным в алтаре под престолом деревянный ящик с серебряным футляром внутри. Была также вскрыта кладовая старосты, где на самой высокой полке находился окованный железом деревянный ящик, заваленный сверху различными предметами. В нем оказались изделия из серебра: три звездицы, дискос, лжица, венчик, лампада, серебряные украшения с оклада евангелия. Староста прихода при этом заявил, что ему ранее ничего не было известно об этих предметах.
По сведениям на 2.06.1922 в Витебской губернии было изъято ценностей:
- г.Велиж и уезд: 5 пудов 33 фунта 28 золотников 81 доля ( в т.ч. золота 6 золотников 45 долей и жемчуга 1 золотник 36 долей);
- г.Городок и уезд: 2 пуда 12 фунтов 67 золотников 34 долей серебра;
- г.Сенно и уезд: 32 фунта 91 золотник серебра;
- г.Невель и уезд: 4 пуда 19 фунтов серебра;
- г.Полоцк и уезд: 12 пудов 26 фунтов серебра;
- г.Дрисса и уезд: 2 пуда 13 фунтов серебра;
- г.Себеж и уезд: 4 пуда 34 золотника 40 долей серебра и 93 доли золота;
- г.Орша и уезд: 7 пудов 28 фунтов 78 ½ золотников серебра, 3 ¼ золотника золота, 50 золотников камней, 3 пуда 6 фунтов 82 золотника золотой фольги, 9 пудов 54 золотника золотой парчи;
- Витебский уезд: 8 пудов 24 фунта 54 золотника серебра;
- по г.Витебску, г.Лепелю и Лепельскому уезду сведений не имелось.
Найти ювелира для участия в работе комиссии оказалось проблемой – не было желающих. Так, ювелиру Н.Олиховскому было даже письменно приказано явиться в губкомиссию для продолжения работы по экспертизе изъятых ценностей под угрозой наказания за саботаж, но он отказался. В своем отношении к начальнику Витгубмилиции  заместитель председателя губкомиссии по изъятию ценностей И.Маймин просит принудительно доставить 13 июля в канцелярию губкомиссии ювелира Н.Олиховского, саботировавшего работу комиссии по  приемке ценностей и пересылке их в Гохран.
5.06.1922 состоялось заседание губернской комиссии по изъятию ценностей, на котором рассматривались заявления церковно-приходских советов и духовенства. Церковный совет Белохвостовской церкви Невельского уезда просил оставить на местночтимой иконе серебряную ризу весом более 9 фунтов, взамен предлагая серебро, собранное прихожанами. Решение вопроса было передано уполномоченному губкомиссии по Невельскому уезду. Настоятель Иоанно-Крестительской церкви г.Витебска протоиерей Феодор Чулков ходатайствовал о возвращении двух евангелий, которые были изъяты из-за серебряного оклада на них. Эти евангелия были переданы в Иоанно-Крестительскую церковь 8.02.1921 в числе прочего имущества витебской семинарской церкви. Было решено поручить рассмотрение этого вопроса следователю по важнейшим делам Витебского губернского отдела юстиции Давыдову для привлечения к ответственности протоиерея Феодора Чулкова за укрывательство церковного имущества. Настоятель Витебского Свято-Троицкого Маркова монастыря архимандрит Порфирий просил вернуть изъятый, но необходимый для богослужения золотой наперсный крест, напоминая о том, что монастырь ранее добровольно передавал один золотой крест в фонд голодающих Поволжья. В просьбе было отказано.  Хозяйственный совет Витебской Старосельской молитвенной школы ходатайствовал о возвращении ручек от Торы «Эйц Хаим», изъятых 3 марта. Поскольку в результате проведенной экспертизы ручки были признаны медными, их вернули еврейской молитвенной школе. Церковно-приходской совет Витебской Христо-Рождественской церкви просил вернуть кресты, евангелия, литийный сосуд, один комплект евхаристических сосудов, изъятые при дополнительном учете ценностей в этом приходе. Было решено медные предметы вернуть, а богослужебные предметы из драгоценных металлов заменить на такие же из более дешевого металла. Гражданка Елена Дмитриевна Алексеева требовала вернуть ей серебряную ризу с ее собственной иконы свт. Николая Чудотворца, находившейся в Городокском соборе и изъятую Городокской уездной подкомиссией. Требование не было выполнено. Рассматривалось заявление протоиерея Витебского Николаевского собора Феодора Булатова по поводу передачи им имущества домовой церкви Витебского мужского Духовного училища, упраздненного в 1918 г., и домовой церкви Витебской губернской тюрьмы, ликвидированной в 1919 г., в Витебскую Иоанно-Богословскую церковь. В связи с этим было выслушано сообщение настоятеля Иоанно-Богословской церкви протоиерея Алексия Донова и принято решение проверить по учетным ведомостям наличие имущества закрытых домовых церквей. Полоцкая уездная подкомиссия ходатайствовала о замене серебряного евхаристического набора сосудов из Лютовской церкви весом немногим более одного фунта на такое же по весу количество серебра. Ходатайство было отклонено принципиально, а уездной подкомиссии было предписано срочно изъять серебряные сосуды с указанием на наличие в этой церкви еще двух евхаристических комплектов сосудов из меди.
5.06.1922 председатель Витебского уездного бюро юстиции инициировал начало следственных действий в отношении своего подчиненного – народного следователя 1-го района Витебского уезда, Владимира Николаевича Еленевского и его супруги Веры Викторовны, обвиняемых в должностном преступлении по заявлению их полуграмотной домработницы. Свидетельскими показаниями формальное обвинение не было подтверждено, наоборот, выяснились примеры безвозмездного оказания помощи Владимиром Еленевским нуждающимся людям. Фактической же причиной происходящего была активная и успешная юридическая помощь Владимира Николаевича приходам Полоцко-Витебской епархии, благодаря чему церковные общины имели возможность законным путем грамотно отстаивать свои интересы перед богоборческой властью, и его противодействие возникшему обновленческому расколу в епархии. В 1931 году обновленческий архиепископ Великолукский и Невельский так отозвался о его деятельности: «… а Владимир Еленевский даже играл роль секретаря церковного управления тихоновцев, пользуясь тем, что он окончил духовную семинарию и имел среди духовенства много товарищей и знакомых, он держал под своим реакционным влиянием целые благочиннические округа – Сиротинский, Городокский …». Несмотря на надуманность обвинений, 15.06.1922 у супругов Еленевских была взята подписка о невыезде из Витебска, а 9 .09.1922 постановлением Витебского губернского революционного трибунала Еленевский В.Н. был приговорен по стт. 46 и 105 (ч.2) УК БССР к лишению свободы со строгой изоляцией на 1 год и последующим запретом работать следователем в течение трех лет, а его жену – Веру Викторовну приговорили по ст.189 УК БССР к 1 году лишения свободы условно с испытательным сроком на 2 года. С 9 сентября по 9 декабря 1922 года Владимир Еленевский находился в губернском исправдоме, подвергаясь оскорблениям со стороны своих недавних подследственных по тяжким уголовным преступлениям (убийства, бандитизм и т.п.). Только 29.11.1922 определением Кассационной Коллегии Верховного трибунала ВЦИК №1055-а Владимир Николаевич был освобожден из тюрьмы по амнистии ввиду 5-й годовщины Октябрьской революции, но приговор был оставлен в силе. Все это время его больная жена оставалась одна с тремя детьми возрастом от 6 до 10 лет, без средств к существованию и нуждаясь в срочной операции. Здоровье Веры Викторовны от таких испытаний сильно пошатнулось и в 1923 году Владимир Николаевич овдовел, оставшись с тремя малолетними детьми. 1.10.1925 он был окончательно уволен с должности народного следователя, стал безработным. Зарабатывая средства на жизнь оказанием частных юридических услуг, всю свою оставшуюся жизнь он посвятил организации церковной жизни в условиях гонений на веру. 4.11.2007 Синодом Белорусской Православной Церкви Владимир Еленевский был прославлен в лике местночтимых святых в чине исповедника веры.
6.06.1922 на заседании губернской комиссии по изъятию ценностей рассматривалось ходатайство Оршанской уездной подкомиссии о передаче в Оршанский местный музей некоторых предметов, имеющих историко-художественное значение и изъятых в г.Орше из религиозных общин разных вероисповеданий. Ввиду спорности вопроса его решение было передано Главмузею и Центральной комиссии [по изъятию ценностей].
6.06.1922 под его руководством уполномоченного губкомиссии Савина были произведены обыски в келье казначея Витебского Маркова монастыря иеромонаха Стефана и диакона Марковского прихода Козлова. У иеромонаха Стефана было обнаружено серебряных монет на сумму немногим более 11 рублей, юбилейный серебряный крест весом около 5 золотников, небольшое Евангелие с серебряными накладками, а у диакона Козлова – серебряных монет на сумму 2 рубля 5 копеек, девять малых серебряных крестиков общим весом 1/10  золотника, Георгиевская медаль IV степени.
7.06.1922 настоятель Витебского Свято-Троицкого Маркова монастыря архимандрит Порфирий письменно объяснил губкомиссии по изъятию ценностей причину отсутствия и поврежденного состояния инвентарных книг монастыря, которые были все-таки обнаружены при обыске в шкафу на клиросе. По его словам, они были там оставлены иеромонахом Андреем, исполнявшим обязанности ризничего, ранее отпущенного в Себежский уезд для свидания с родными, но разрешения от светских властей на обратный выезд он не получил. Таким образом, в монастыре никто не знал, где находятся инвентарные книги. Их поврежденное состояние объяснялось тем, что после 1917 года монастырское имущество передавалось местной коммуне, а после ее перевода с территории монастыря инвентарные книги оказались без печатей, с недостающими листами. В доказательство своей правоты архимандрит Порфирий предлагал губкомиссии принять в пользу голодающих от него лично деньги – золотом, серебром и кредитными билетами и серебряные ложечки, при этом вернуть монастырю три архимандритских креста.
7.06.1922 уполномоченным Савиным был произведен обыск у игумении Тадулинского женского монастыря Анфисы (Кузмицкой) и обнаружены: один серебряный наперсный крест, 125 мелких серебряных монет и 135 рублей Николаевских денег. В ответ на ходатайство игумении вернуть ей крест последовала резолюция: «Принимая во внимание, что ношение наперсного креста монахиням не присвоено – просьбу отклонить». В этот же день состоялось заседание пленума Витгубпомгола (протокол №6 от 7.06.1922), на котором был заслушан доклад В. Тихонова о работе комиссии по изъятию церковных ценностей, в котором он отметил, что первоначально духовенство уклонилось в сторону сокрытия ценностей и контрреволюционной агитации, некоторые лица из духовенства арестованы и преданы суду, но, в целом, работа ведется успешно и будет закончена в течение июня.
7.06.1922 на заседании губернской комиссии по изъятию ценностей рассматривалось заявление председателя церковно-хозяйственного совета церквей Ильинского прихода г.Витебска священника Василия Борщевского о предоставлении одной евхаристической чаши взамен четырех изъятых для Покровской церкви этого прихода, где по данной причине служба совершенно прекратилась, а также о возвращении приходских инвентарных описей. Чаша была возвращена, а инвентарные описи было решено вернуть после окончания дополнительной проверки церковного имущества по всему городу.
9.06.1922 казначей Витебского Свято-Троицкого Маркова монастыря иеромонах Стефан обратился в губфинотдел с заявлением, в котором указал на бесчинства членов комиссии по изъятию ценностей во главе с уполномоченным Савиным: «… у меня приезжая комиссия взяла наперсный крест и моего евангелия украшения, малый крестик и вынула из кармана 11 руб. 15 коп. мелких серебряных денег разного достоинства … Покорнейше прошу … не оставить мое заявление втуне, а возвратить мне наперсный крест и с евангелия украшения – как предметы, необходимые к служению. Упомянутые деньги - 11 руб. 15 коп., а также крестик, оставляю для доброго дела».
С подобными поручениями уполномоченный Савин неоднократно командировался в различные уезды Витебской губернии. Зачастую его визиты больше напоминали ревизии. Так, при поездке в г.Лепель Савин обследовал церкви Бешенковичской, Стрижевской и Бочейковской волостей, изъяв при этом 25 серебряных углов от Евангелий и одну серебряную ризу от иконы. В работе Лепельской уездной комиссии по изъятию ценностей им были отмечены следующие недостатки: точные описи церковного имущества не составлялись; изъятие, как правило, производилось волисполкомами без участия уездных уполномоченных. Реквизиции имущества в православных церквях уезда и Лепельском костеле прошли без волнений со стороны населения, но раввин м.Бешенковичи, не желая отдавать ценности синагог в количестве шести штук, отказался впустить представителей комиссии в помещение еврейской школы. За это он был арестован и препровожден в милицию, но вскоре освобожден. Из Лепельской церкви Савин изъял комплект евхаристических сосудов и серебряную ризу с иконы Божией Матери. По его требованию 8.07.1922 для окончания работы по изъятию ценностей в церкви Лепельского уезда было командировано четыре партработника, а в ночь на 10 июля силами милиции и ГПУ произведены обыски на квартирах духовенства г.Лепеля. Иногда Савин исполнял и инкассаторские функции: 31.07.1922 Себежский уездный финотдел доверил ему доставку в Витебск изъятых ценностей, упакованных в два ящика весом в 3 пуда и 18 фунтов, 2 пуда и 4 ¾ фунтов и один холщовый мешок весом в 11 ¼ фунтов.
При проведении повторной реквизиции в Евфросиниевском храме с.Бабиничи Витебского уезда 8-9 июня 1922 года, несмотря на заявление священника Е. Ланге, что все ценное уже изъято, был проведен обыск в здании церкви и обнаружена неучтенная серебряная риза с иконы. В дополнение к этому местный псаломщик сообщил проводящему обыск уполномоченному Савину, что ранее священник в алтаре укрыл от изъятия серебряные крест, евангелие и комплект евхаристических сосудов, обнаруженные там вкупе с медным потиром, не внесенным в опись. Из объяснений по этому поводу священника Е.Ланге следовало, что все это было передано его приходу из имущества полковой церкви одной из воинских частей царской армии. Материалы по этому делу были переданы губернскому бюро юстиции для привлечения священника к ответственности.
На заседании губернской комиссии по изъятию ценностей 10.06.1922 были рассмотрены заявления церковно-приходских советов и духовенства. Настоятель Свято-Троицкого Маркова монастыря г.Витебска просил вернуть три изъятых архимандритских креста и сообщал о случайно обнаруженных инвентарных книгах. Было решено выдать во временное пользование один архимандритский крест, а рассмотрение случая с инвентарными описями поручить ГПУ. Настоятельница Тадулинского монастыря Есфирь (Вяль) и игумения того же монастыря Анфиса просили вернуть изъятые у них наперсные кресты. Просьба была отклонена, поскольку, по мнению комиссии, монахиням было не положено их носить. Председатель приходского совета Витебской Покровской церкви протоиерей Петр Беляев просил вернуть один комплект евхаристических сосудов, необходимый для совершения богослужений в третьем храме его прихода. Просьба была удовлетворена и один комплект евхаристических сосудов из малоценного металла был передан приходу. Священнослужитель Витебского Маркова монастыря иеромонах Стефан просил вернуть изъятые у него серебряный наперсный крест и евангелие с серебряными накладками. В возвращении креста было отказано, а евангелие вернули без серебряных накладок.
Только после проведения многократных проверок того, что в Марковом монастыре практически все реквизировано, губернская комиссия по изъятию ценностей 11.06.1922 вернула монастырю отобранные предметы, признанные малоценными: два евангелия с медными украшениями, две иконы, трикирий и лжица; девять митр, посох и два наперсных креста с украшениями из числа служебного имущества архимандрита. Во временное пользование и под ответственность церковного совета была возвращена серебряная риза (1 фунт 30 золотников), украшенная камнями, снятая с древней почитаемой Казанской иконы Божией Матери. Древность иконы пришлось подтверждать в августе 1922 года, но после выдачи положительного заключения, подписанного уполномоченным Главмузея по делам музеев Витебской губернии, икона вместе с серебряной ризой была передана после 16.08.1922 в постоянное пользование верующих прихода Витебского Свято-Троицкого Маркова монастыря. Еще одна попытка изъятия ценностей в Марковом монастыре была предпринята 14.08.1922, но в ходе обыска ничего подлежащего изъятию обнаружено не было.
Еще 4.05.1922 на заседании Витебской уездной комиссии по изъятию ценностей было решено вызвать с инвентарными книгами в волостные исполкомы тех представителей религиозных культов уезда, которые не предоставили описи ценностей: 5 мая – из шести волостей, а 15, 17 и 19 мая – из еще шестнадцати волостей.  Но это распоряжение не исполнялось повсеместно. Так, 13.06.1922 на выездном заседании Витебской уездной комиссии по изъятию ценностей в Бабиновичской церкви Добромысленской волости было установлено, что инвентарная книга вместе с неучтенной серебряной дароносицей укрывались священником и церковным советом. Материал об этом был передан в следственные органы для привлечения виновных к ответственности.
В июне 1922 председатель губкомиссии член ВЦИК Н.Сперанский затребовал один железнодорожный вагон для отправки в Москву первой партии изъятых ценностей, для его охраны было командировано 10 политкурсантов, снабженных оружием и продовольствием. Члену Витебской губкомиссии В.И. Тихонову было поручено доставить в Гохран вагон с ценностями, о чем был выдан соответствующий мандат.  13.06.1922 он получил из губфинотдела 42 ящика реквизированных ценностей, которые были погружены в отдельный вагон, который был прицеплен к поезду с беженцами, следовавшему на ст.Орша. Здесь у В.Тихонова произошел конфликт с железнодорожной администрацией, разрешившийся только после переговоров по прямому проводу с Москвой. Вагон был прицеплен к скорому поезду и 15 июня был в Москве. С большими трудностями, но вне очереди, ценности были сданы и получены соответствующие акты Гохрана, которые были предъявлены 24 июня губернской комиссии по изъятию ценностей.
В ходе проведения кампании по изъятию ценностей, на основании распоряжения Полоцкого уездного исполкома 23.06.1922 в костеле г.Полоцка было произведено вскрытие и освидетельствование мощей католического святого Андрея Боболи, это было одобрено 4 июля на заседании Витебского губкома РКП(б), 20.07.1922 погранособотделением №1 было проведено их изъятие и они были переданы в распоряжение президиума Витебского губисполкома. По мнению членов секретариата Витебского губкома РКП(б) мощи Андрея Боболи имели музейную ценность и должны были стать экспонатом Витебского музея. Но 22.07.1922 в адрес Полоцкого уездного комитета РКП(б) из Москвы пришла телеграмма за подписями заместителя председателя ГПУ РСФСР Уншлихта и члена коллегии Народного комиссариата юстиции Красикова, в которой предписывалось мощи католического святого Андрея Полоцкого немедленно отправить в Москву.
25.06.1922 состоялось заседание губернской комиссии по изъятию ценностей, на котором ее ответственный секретарь В.И. Тихонов сообщил о доставке им церковных ценностей в Москву. Член ВЦИК Н.Сперанский проинформировал комиссию о своей поездке в г.Велиж и проверке действий уездной подкомиссии по изъятию ценностей. Несмотря на ранее проведенную инспекцию ответственным секретарем губернской комиссии В.Тихоновым, были отмечены большие упущения в деятельности уездной подкомиссии – несмотря на все предупреждения она допустила замену церковных ценностей на предметы домашнего обихода, а большая часть ценностей в уезде вовсе не была реквизирована: в сельских церквях, например, вовсе не изымалась. Политической ошибкой было названо заявление уездной подкомиссии о том, что ценные предметы, собранные прихожанами, по-прежнему являются их собственностью.  Против Велижской комиссии губернским отделом юстиции было начато судебное преследование и объявлен строгий выговор, предметы, собранные прихожанами, были засчитаны за церковные сосуды, без которых невозможно совершение богослужения, а оставшиеся на местах церковные ценности все-таки было решено  изъять. Для аналогичной проверки деятельности Невельской уездной подкомиссии был командирован в г.Невель заместитель председателя губернской комиссии по изъятию ценностей И.Маймин, а ответственный секретарь В. Тихонов должен был проверить инвентарные книги и закончить фактическое изъятие ценностей в церквях г.Витебска. Для этого ему было поручено доставить из Москвы не менее 25 комплектов священных сосудов из малоценного материала для замены ими серебряных сосудов, оставленных в витебских городских церквях.
29.06.1922 в губернский отдел ГПУ поступило сообщение о том, что при изъятии ценностей в г.Витебске были реквизированы, но не внесены в описи: в костеле св. Антония – бриллиантовое колье, в Спасской церкви – жемчуг на серебряной ризе с одной из икон Божией Матери. Резолюция на донесении была такова: «Тов. Маймин. Прошу срочно выяснить в чем дело. Это наводит на скверные подозрения. Сличить описи». 2.07.1922 в губотдел ГПУ пришло разъяснение: 4 золотника 45 долей жемчуга, снятого с ризы иконы в Спасо-Преображенской церкви г.Витебска, были ошибочно отнесены к общему весу изъятых золотых предметов, а серебряное колье из костела св. Антония по заключению ювелира было украшено не бриллиантами, а недрагоценными камнями, а поэтому включена в опись реквизированных простых серебряных предметов.
29.06.1922 заведующий Витебским губернским музеем А.Бродовский обратился в губкомиссию по изъятию ценностей с просьбой передать музею ряд предметов, оставшихся после сортировки изъятых церковных ценностей. Просьба была удовлетворена и различные предметы, ранее использовавшиеся в христианских и иудейских обрядах, а также светского происхождения - по списку из 46 позиций были переданы в музей.
3.07.1922 в губернскую комиссию по изъятию ценностей обратились с заявлением настоятель кафедрального Николаевского собора г.Витебска протоиерей Николай Околович и протоиерей того же собора Феодор Булатов. В нем они указывали, что после третьей волны изъятия ценностей в кафедральном соборе не осталось ни одной архиерейской панагии, наперсного креста, дикирия и трикирия, без чего совершения архиерейской службы было невозможным. Просьба осталась неудовлетворенной.
Согласно справки от 5.07.1922 управделами Витебской губкомиссии по изъятию ценностей т.Антонова, для ее деятельности были получены следующие средства:
- из ЦК Помгола: 1 000 000 000 руб;
- из губисполкома: 500 000 000 руб.;
- из губпомгола: 800 000 000 руб.
Итого: 2 300 000 000 рублей.
Эти средства были потрачены на различные цели: например, 29 декабря 1922 года губкомиссия препроводила в отдел управления Витгубисполкома два счета с оправдательными документами настоятеля одной из церквей г.Витебска в израсходовании аванса в сумме 100 000 рублей на цели секретного характера. Иногда назначение расходов оставалось неясным: дважды и безответно – 27 и 30 декабря 1922 года, телеграфом запрашивался финансовый отчет в расходовании авансовых средств бывшего работника комиссии по изъятию ценностей В. Тихонова, работавшего к тому времени в Петрограде. Кроме того, в конце мая 1922 года Витебская губкомиссия по изъятию ценностей запросила в ЦК Помгол при ВЦИК РСФСР три миллиарда рублей для скорейшей упаковки реквизированного имущества и отправки его в Москву.
8.07.1922 на закрытом заседании Витебского губкома РКП(б) был заслушан информационный доклад Н.Сперанского о проведенной в губернии кампании по изъятию церковных ценностей и о положении среди духовенства. Работа губернской комиссии по изъятию ценностей была признана удовлетворительной, поскольку: «1) количество изъятого отвечает предположениям (около ста пудов); 2) работа проведена совершенно спокойно и эксцессов нигде не было допущено; 3) достигнут раскол духовенства; 4) кампания сопровождалась антирелигиозным пропагандистским действием (вскрытие мощей)». Было также решено «… вести энергичную работу по разложению церкви как оплота контрреволюции, никоим образом не допуская ни малейшего уклона в сторону создания так называемой «советской церкви», одновременно партия должна развить кампанию усиленной антирелигиозной пропаганды, ставя целью вывести массы из каких бы то ни было религиозных пут».
14.07.1922 Витебская губернская комиссия по изъятию ценностей представила сведения в Москву, в ответ на радиотелеграмму от 4.07.1922, о количестве реквизированного с самого начала кампании:
- золота: 1 фунт 77 золотников 67 долей;
- серебра: 93 пуда 26 фунтов  37 золотников 27 долей;
- жемчуга: 51 золотник 81 доля;
- бриллиант: 1 шт;
Все это было отправлено двумя партиями в Москву, в Гохран: 13 июня (42 ящика) и 14 июля (9 ящиков). К 1.08.1922 эти цифры сохранились неизменными, за исключением сведений об изъятом серебре: 94 пуда 8 фунтов 85 золотников 27 долей, но к этому времени в губкомиссию уже поступили ценности из Себежского и Сенненского уездов, а также г.Витебска, вес которых еще не был определен.
29.07.1922 настоятель Николаевской церкви железнодорожного прихода г.Витебска протоиерей Антоний Хорошкевич был вынужден дать письменное объяснение председателю губернской комиссии по изъятию ценностей, в котором он излагал причины отсутствия в приходе учтенного по инвентарной книге серебряного креста, еще до 1917 года переданного в одну из полковых церквей Варшавы, а также отсутствия иконы святого мученика Виктора. Выяснилось, что эта икона была временно передана в церковь для поддержания перед ней неугасимой лампады прихожанкой Людмилой Баллод в память о своем усопшем муже – потомственном почетном гражданине г.Витебска Викторе Ивановиче Баллоде. Но после 1917 года, при отсутствии постоянного сторожа в церкви и даже самого масла для лампады, икона была возвращена ее дочери, чтобы благословить младенца сына при крещении в день памяти мученика Виктора 10.03.1921. Скорее всего, здесь идет речь о супруге святого исповедника Владимира Еленевского – Вере Викторовне, урожденной Баллод, вступившей с ним в брак 10.11.1910 в Витебской Свято-Николаевской военной церкви.
31.07.1922 состоялось заседание Себежской уездной комиссии по изъятию ценностей, на котором присутствовал уполномоченный губернской комиссии Савин. Предварительно он совершил объезд церквей уезда, производя дополнительные изъятия и обыски в домах духовенства. В с.Кицково церковный староста сознался в том, что по распоряжению священника Тихомирова он вынес из церкви и спрятал в поле неучтенные в инвентарной описи предметы церковного имущества. В Вербиловском монастыре Савиным был произведен тщательный обыск и обнаружены спрятанными в сундуках и за шкафами церковные вещи, золотые и серебряные деньги. Священник Яновский собрал толпу прихожан, пожелавших присутствовать при обследовании церкви, что было воспринято как противодействие работе комиссии по изъятию ценностей. На квартире священника Капецкого под кроватью обнаружен мешок с церковными предметами, а в ходе обыска изъяты незаполненные бланки с печатью войск ВЧК Украины. У псаломщика Христофорова обнаружена инвентарная опись с вырванными листами.
Выявленные в результате проверки лица, препятствовавшие изъятию ценностей, привлекались к ответственности. В Пролетарской волости было назначено дополнительное изъятие ценностей. Неожиданным оказалось поведение некоторых должностных лиц, представлявших Советскую власть на местах: т.Пекаин не только выдавал справки о не подлежащих изъятию ценностях и препятствовал получению подвод для отправки ценностей, но и в личном заявлении т.Савину при посторонних назвал его грабителем церквей.
В июле 1922 года церковный совет Белохвостовской церкви Невельского уезда обратился в Витебскую губернскую комиссию по изъятию  ценностей с просьбой разрешить замену серебряного оклада весом 9 фунтов 32 ½ золотника с местной почитаемой иконы на равное по весу количество серебра, собранное прихожанами церкви. В августе телеграфом пришел ответ из Витебска: «Серебряная риза подлежит немедленному изъятию».
Одновременно с изъятием церковных ценностей, на приходах Полоцко-Витебской епархии все-таки продолжался сбор пожертвований в пользу голодающих: в начале июля 1922 года епархиальной комиссией было передано Витгубкомпомголу 8 093 250 рублей, причем в ответ вместо благодарности была высказана претензия: «… больше пяти миллионов были знаками мелких купюр … впредь приемка таковых производиться не будет».
На заседании губернской комиссии по изъятию ценностей 16.08.1922 было рассмотрено ходатайство церковно-приходского совета Витебского Свято-Троицкого Маркова монастыря об оставлении в постоянное пользование серебряной ризы на почитаемой Казанской иконе Божией Матери – как составляющей историческую ценность и не представляющей большой материальной ценности. Была назначена экспертиза иконы губернским отделом народного образования и в случае подтверждения исторической ценности иконы серебряная риза на ней должна была быть оставлена.
В августе 1922 года процесс изъятия ценностей в Витебской губернии пошел на спад. Лица, прикомандированные к губкомиссии, постепенно стали возвращаться на постоянное место работы, получив вознаграждение за внеурочный труд по изъятию церковных ценностей и отпуск для поправки здоровья. К октябрю 1922 года ответственный секретарь комиссии – председатель Витебского губернского комитета помощи голодающим В.И. Тихонов –  работал уже в Петроградском губсобесе на должности уполномоченного Северного округа. Николай Сперанский с августа 1922 года работал в Москве, в народном комиссариате просвещения, в Главлите РСФСР, находился на партийной работе, являлся председателем Гидрометеорологического комитета РСФСР, редактором журнала географического общества «Метеорологический вестник», инструктором Президиума ВЦИК СССР, занимался педагогической и литературной работой, был делегатом IX, X, XI съездов РКП(б), умер 9.07.1951. В характеристике Витебского губкома РКП(б) о нем говорилось так: «Быстро находит суть дела, не отвлекаясь мелочами, высоко марксистски образован. Анализы, оценки, даваемые тов. Сперанским безошибочны, подтверждаются практикой. Невосприимчив к мелко-буржуазной, нэп. идеологии. (…) Крупный спец по части Наркомзема». Его работу в Главлите красноречиво охарактеризовал писатель Максим Горький: «Из новостей, ошеломляющих разум, могу сообщить, что… в России Надеждою Крупской и каким-то … Сперанским запрещены для чтения: Платон, Кант, Шопенгауэр, Вл. Соловьев, Тэн, Рескин, Ницше, Л. Толстой, Лесков, Ясинский (!) и еще многие подобные еретики. И сказано: «Отдел религии должен содержать только антирелигиозные книги». Всё сие - отнюдь не анекдот, а напечатано в книге, именуемой «Указатель об изъятии антихудожественной и контрреволюционной литературы из библиотек, обслуживающих массового читателя»…».
В сентябре 1922 года прекратил свою деятельность в губкомиссии по изъятию ценностей и самый активный ее экспроприатор - работник губмилиции Николай Александрович Савин. Ему была дана следующая характеристика: «Работал в губкомисии по изъятию ценностей с 24 апреля по 22 сентября … состоял уполномоченным вышеназванной комиссии по г.Витебску и по уездам Витебской губернии. В своей работе проявил максимум энергии и усилий, не считаясь ни со временем, ни с теми трудностями, кои приходилось преодолевать в деле изъятия церкценностей в некоторых уездах. Тов. Савиным ликвидировано 5 уездов: Полоцкий, Дриссенский, Велижский, Себежский, Лепельский и сам г.Витебск. Т. Савину приходилось проводить … изъятие церкценностей в таких местах, как Велиж и Сураж, где он … подвергался опасности нападения со стороны бандитов … По пути следования из волостных церквей в г.Велиж с отрядом из 4 человек, им было задержано 5 бандитов, обвиняемых в убийстве коммунара Велижской организации».
По состоянию на 2.09.1922 статистика изъятых ценностей в Витебской губернии была следующей:
 - золота: 1 фунт 92 золотника 7 долей;
- серебра: 100 пудов 9 фунтов  33 золотника 75 долей;
- жемчуга: 51 золотник 81 доля;
- бриллиант: 1 шт;
- золотая брошь с бриллиантом: 6 золотников 45 долей;
- золотых Николаевских монет: на 780 руб.;
- банковского серебра: на 12 руб;
- разменного серебра: на 4 руб. 25 коп.
13.10.1922 Себежская уездная подкомиссия по изъятию ценностей получила указание вернуть в церкви уезда оставшиеся ризы с икон, а оставшиеся в ее распоряжении медные священные предметы – передать в распоряжение губернской комиссии.
23.11.1922 на заседании Президиума Витебского губисполкома было решено за проявленные энергию и усердие выразить благодарность ответственному секретарю губернской комиссии по оказанию помощи голодающим Поволжья т. Гуревичу, признать удовлетворительной деятельность этой комиссии и ликвидировать ее, учредив одновременно в прежнем кадровом составе комиссию по последствиям голода (Витгубпоследгол). 2.12.1922 в Витгубпоследгол были переданы по описи ценности, числившиеся на балансе Витгубкомпомгола вплоть до его упразднения. В их числе было имущество частных лиц, советских учреждений и Губревтрибунала, от которого поступило шесть партий ценностей, среди которых значилось имущество, изъятое по делу священника Фантина Капустинского еще весной 1922 года: четыре евангелия, крест, две чаши, две звездицы, две церковные пирамиды [дарохранительницы], две металлические тарелки, церковные медали, шелковое покрывало, больше 14 000 рублей.
29.12.1924 циркулярным распоряжением ВЦИК было предписано в течение двух недель предоставить отчет о количестве изъятых ценностей в губернии, причем особо предписывалось церковные ценности, оставшиеся на местах, немедленно отправить в Москву, в Гохран. В дополнение к этому, 24.02.1925  для составления общего отчета о проведенной кампании для Президиума ВЦИК в срок до 15.03.1925 было предложено подробно описать сам процесс изъятия ценностей: сколько времени продолжалась кампания, как отнеслись к ней различные группы населения, имелись ли эксцессы и пр. Подчеркивалось, что оставшиеся на местах церковные ценности необходимо срочно отправить в Гохран. В ответ был подготовлен доклад за подписью технического секретаря Витебской губернской комиссии по изъятию ценностей Антонова, в котором приводилась окончательная статистика. По этому делу было арестовано 76 человек, часть которых вскоре освободили, а другая часть во главе с духовными лицами находилась под стражей до окончания судебных действий. Отношение духовенства  к изъятию в докладе названо безусловно отрицательным и враждебным: «…[православное] духовенство во главе с архиепископом Витебским и Полоцким Иннокентием явно и тайно вело подпольную кампанию, стараясь сорвать процесс изъятия ценностей … почти открыто вело агитацию местное Римско-католическое духовенство. Против этого были предприняты решительные меры борьбы … виновные были переданы в руки Революционного правосудия … во время изъятия обнаруживались массовые укрывательства ценностей … виновные предавались суду Ревтрибунала. Церковное дело рассматривалось Ревтрибуналом 26 апреля 1922 года и привлекло внимание всего населения г.Витебска». За весь период кампании в Витебской губернии было изъято:
- серебра: 101 пуд 9 фунтов 52 золотника 70 долей;
- золота: 1 фунт 93 золотника 40 долей (включая часть бриллиантов, жемчуга, алмазов и аметистов);
- драгоценных камней: 51 золотник 81 доля;
- банковского серебра: 725 рублей 25 коп.;
- разменной серебряной монеты: 207 рублей 55 коп.;
- золотой (Николаевской) монеты: 985 рублей;
- 75 трубок новой парчи и 16 пачек фольги.
Все указанные ценности были отправлены в Гохран, неотправленных ценностей в Витебске не имелось.
В г.Витебске архивные свидетельства об изъятии ценностей религиозных общин губернии сохранились фрагментарно, поскольку еще 15.02.1922 циркулярным указанием №17 Верховного трибунала ВЦИК  было предложено губернским ревтрибуналам передавать в отдел по отделению церкви от государства при Центральном архиве ВЦИК  все дела по обвинению церковнослужителей в контрреволюционных действиях, вместе с вещественными доказательствами. По этой причине и в последующем времени у следственных органов НКВД БССР сохранился интерес к данной теме: в 1931 году, в ходе массовой кампании по аресту и осуждению православных священнослужителей, арестованным и свидетелям по этому делу часто задавался вопрос о событиях 1922 года и их участниках, а ответ на него рассматривался как выявление подлинного отношения священнослужителя к Советской власти. Действительно, именно в ходе изъятия церковных ценностей окончательно оформилась религиозная политика Советского государства и определились главные действующие лица неравного государственно-церковного диалога вплоть до 1941 года, результатом которого должно было стать вовсе не создание новой советской церкви, а полное исчезновение организованной религиозной жизни на территории СССР.